Основные направления внутрипартийной борьбы.

На протяжении всего послевоенного периода и особенно в последние 10—15 лет в СДПГ шла активная борьба различных течений за право на собственную интерпретацию исторического процесса и проведение на этой основе в жизнь соответствующих моделей общест-

[219]

венного развития. Основным событием, оказавшим при этом решающее влияние на все стороны жизнедеятельности СДПГ, стало появление в ее рядах с конца 60-х годов левой оппозиции как массового, идущего снизу внутрипартийного течения.

До этого времени возникновению в СДПГ сильных левых оппозиционных течений препятствовали два фактора: во-первых, «жесткая» политика правого руководства партии 18, и, во-вторых, многие особенности массового общественно-политического сознания рядовых социал-демократов. Как отмечает член Правления СДПГ X. Гребинг, идейно-психологическая атмосфера внутри партии определялась до середины 60-х годов принципами «сплоченности» и «внутреннего единства», которые оставляли мало места для появления новых идей и «утопий». В то же время это предоставляло широкие возможности правому руководству социал-демократии для поддержания дисциплины в ее рядах 19.

Неизменно оказывавшие сильное идейно-психологическое воздействие на рядовых социал-демократов «дисциплинарные» нормы и ценности закреплялись в их массовом сознании в первые послевоенные десятилетия теми объективно трудными условиями, в которых СДПГ приходилось тогда вести свою политическую борьбу с мощным, превосходившим ее по своей силе и влиянию буржуазно-консервативным противником — ХДС/ХСС. Рассчитывать на успех в этой борьбе можно было, по мнению большинства членов СДПГ, только проявляя «выдержку», «терпение», «стойкость» и поддерживая «монолитность» рядов собственной партии. Консервации этих исторически сформировавшихся черт в психологии социал-демократически организованной части тогдашних пролетариев в значительной мере способствовал их образ жизни, в том числе условия их повседневного быта 20. Это было время, как иронически отмечал бывший федеральный секретарь СДПГ П. Глотц, когда партия определяла в жизни рядового социал-демократа все, «вплоть до того, как ему ездить на велосипеде» 21.

С середины 60-х годов внутрипартийная жизнь СДПГ начала постепенно меняться. По мере того как усиливался приток в партию левой, демократически настроенной молодежи, активизировалась деятельность местных ячеек. Одновременно в партии заработали каналы «прямой связи», обеспечивающие давление снизу на ее руководство. В конце 60-х — начале 70-х годов

[220]

вся жизнь СДПГ на какое-то время круто преобразилась. Многие ее низовые организации превратились в очаги стихийной внутрипартийной оппозиции. Отсюда исходила резкая критика самых различных сторон деятельности руководства СДПГ — его согласия на вступление в «большую коалицию» с ХДС/ХСС, голосования членов социал-демократической фракции в бундестаге в поддержку «чрезвычайных законов» и многого другого.

Здесь разгорались самые ожесточенные споры о том, какой должна быть политика социал-демократии и, главное, как реально подчинить эту политику общей цели — постоянному, реализуемому в повседневных, конкретных делах продвижению общества к «демократическому социализму». Правда, как откровенно признавал позже один из активных участников этих дискуссий, ныне деятель левого крыла СДПГ, X. Шерф, «ни по одному пункту мы не могли толком определить, что же такое „демократический социализм"» 22. Однако стремление значительных слоев тогдашней партийной молодежи, особенно ее политически наиболее активной части к достижению этой цели было велико.

Организующим центром, вокруг которого на первых порах формировалась левая оппозиция в СДПГ, почти автоматически стал союз «Молодых социалистов». Объединяющий по уставу СДПГ всех ее членов в возрасте от 18 до 35 лет, этот союз поглощал все молодое пополнение партии. Численность этой организации с середины 60-х и до второй половины 70-х годов неуклонно росла: 160 тыс. в 1965 г. и 370 тыс. в 1976 г. (треть всего членского состава партии). В 70-е годы «Молодые социалисты» стали крупнейшим молодежным союзом не только в ФРГ, но и в Западной Европе. Основной социальной опорой этого союза являлась молодая интеллигенция и другие категории «белых воротничков». Представители интеллигенции составляли в 70-е годы около 40 % членов «Молодых социалистов», служащие — 22 %, студенты — более 10 %, рабочие — 25 % 23.

Новая социальная среда — образованная, политически темпераментная и инициативная молодежь — быстро выдвинула своих идеологов и лидеров. За короткий период, отделявший Мюнхенский конгресс «Молодых социалистов» (1969 г.) от их «стратегического» Ганноверского конгресса (1971 г.), был разработан комплекс

[221]

программных установок этой организации, поставивших стихийный антикапитализм, демократические устремления широких слоев" тогдашней молодежи и тягу ее политически наиболее зрелых слоев к социализму на идейно-теоретическую основу. На свет появилась концепция «системопреобразующих реформ и двойной стратегии» молодежного союза СДПГ 24.

Создание в начале 70-х годов этой концепции стало важной вехой в развитии партии. Прежде всего, оно свидетельствовало о завершении начальной стадии становления левого течения в СДПГ. Кроме того, дав своим требованиям идейно-теоретическое обоснование (сколь бы противоречивым оно ни было), «Молодые социалисты» заложили определенную основу для последующего развития левореформистской инициативы. Мировоззренческие основы левого реформизма в период его зарождения и становления определяла философия «неомарксизма».

Дифференциация сил в СДПГ в это время полностью соответствовала «классическим» образцам такого размежевания между тремя основными идейно-политическими течениями внутри социал-реформизма, при котором по одну сторону от широкого партийного «центра» находились сторонники правых, а по другую—левых взглядов и убеждений. Проблема идентификации тех или иных группировок в партии с одним из основных течений не составляла тогда большого труда ни для самих социал-демократов, ни для их исследователей. Основными критериями, по которым можно было безошибочно отличить сторонников этих течений друг от друга, являлись различия в их отношении к существующей капиталистической системе, к частной собственности на средства производства, к долгосрочным социалистическим целям партийной программы, к методам, роли и характеру реформ.

Руководство тогдашнего правого крыла СДПГ представляли крупномасштабные политические деятели, занимавшие ответственные посты в профсоюзах и государственном аппарате страны. «Харизматическим» лидером правых был тогдашний канцлер ФРГ Г. Шмидт. В «избранный круг», его ближайшее окружение, входили высшие социал-демократические функционеры, возглавлявшие на протяжении почти всего периода правительственной деятельности СДПГ ключевые министерства страны, прежде всего — финансов и

[222]

обороны, и практически полностью формировали состав последнего кабинета «малой коалиции» (Г. Апель, Г.-Ю. Вишневский, К. Шиллер и др.).

Идейно-политические убеждения представителей этого «традиционного» правого крыла СДПГ определялись основными принципами попперовской теории «критического рационализма»25. Солидарность с этими принципами, прочно усвоенными лидерами правых за годы их учебы в крупнейших университетах своей страны или США, по существу, изначально освобождала их мышление от любых установок и ориентаций, которые были бы направлены на достижение долгосрочных целей и, тем более, общественных идеалов в политике.

Как в теории, так и в практике сторонники этого прагматически-технократического течения в СДПГ ориентировались на решение вполне конкретных, «заземленных»— краткосрочных и среднесрочных — задач. Перспективы общественного развития — в той мере, в какой правые «прагматики» в СДПГ вообще над этим задумывались — в их представлениях основывались на том, что экономический рост и научно-техниче- ская модернизация народного хозяйства с необходимостью приведут к прогрессу в социальной сфере. Понятно, что с точки зрения правых, такое развитие не только не должно было переступать границы капиталистической системы, но и, напротив, призвано было содействовать укреплению ее основ, в первую очередь — экономических. Способность СДПГ к решению «системостабилизирующих» задач становилась при этом для лидеров «шмидтовской» группировки одним из важнейших показателей эффективности политики партии и одновременно мерилом роли социал-демократии в поступательном развитии страны.

Такое представление «традиционных» правых в СДПГ об историческом процессе и роли партии в нем в корне противоречило политическим взглядам представителей ее тогдашнего левого крыла и заметно контрастировало с воззрениями социал-демократов центристского направления, признанным лидером которых был В. Брандт. Один из наиболее видных и авторитетных политических деятелей своего времени, бессменный председатель СДПГ на протяжении почти двух десятилетий, первый социал-демократический канцлер ФРГ (1969—1974 гг.), прочно связавший свое имя с заключением «восточных договоров» и развитием отношений с

[223]

социалистическими странами,— В. Брандт стоял во главе наиболее пестрого и неоднородного течения в партии.

В социал-демократическом «центре» в 70-е годы можно было (как и теперь) найти сторонников самых различных взглядов на общество в целом, конкретные проблемы его социально-экономического развития, а также на роль реформ в этом развитии. Сколь бы, однако, ни было сложным и противоречивым политическое мышление социал-демократов, тяготевших к центристскому течению, глубинные основы их сознания питала общая идеологическая традиция —«этического социализма», в которой понятие «прогресса» достаточно прочно связывалось с ориентациями на достижение в политике высших, «духовных» ценностей и идеалов. В свете этой традиции СДПГ воспринималась значительной частью, если не большинством, ее центристски-ориентированных лидеров и членов как «мировоззренческая» партия, призванная — при всех неизбежных отступлениях и тактических маневрах — в конечном счете, содействовать реформистскому преобразованию системы в духе основных «этических» ценностей ее программы —«свободы», «солидарности» и «справедливости».

В глазах левой социал-демократической молодежи эти ценности и долгосрочные социалистические цели программы СДПГ имели неоспоримый приоритет над всеми другими целями и задачами партии. Что касается позиции правых «прагматиков», то она была абсолютно неприемлема для левых уже потому, что предполагала «бесконфликтное сосуществование» СДПГ с «капиталом» и учет партией его интересов. По убеждению левых, такой подход мог привести лишь к крушению надежд на достижение целей «демократического социализма» и — в результате — к резкому ослаблению политических позиций СДПГ в целом 26.

В своих теоретических поисках, связанных с разработкой альтернативы политике правых сил в СДПГ, эта молодежь пошла в конце 60-х — в 70-е годы по пути возрождения левосоциалистических принципов традиционного реформизма. Усматривая в концентрации частнокапиталистического производства и собственности главную причину всех основных пороков существующей системы, эти левые выдвигали такую концепцию политической борьбы, одно из центральных мест в которой занимали требования обобществления средств

[224]

производства, банков и страховых компаний, в первую очередь — находящихся в руках монополистической буржуазии. В идеологическом плане такой подход наполнял понятие «реформы» уже не столько «системопреобразующим», сколько «системопреодолевающим» содержанием. Между тем, представления левых об экономическом обеспечении демократических реформ базировались на той же, что и у правых «прагматиков», иллюзии о неизменности высокой эффективности народного хозяйства ФРГ.

Практическая реализация левой «альтернативы» в том виде, как она была сформулирована в начале 70-х годов, по существу, означала справедливое перераспределение прироста национального дохода, что могло иметь шансы на успех при той же, что и по расчетам правых, высокой конъюнктуре и наличии средств для соответствующих реформ. Таким образом, и левый социализм, и правый прагматизм «традиционного» толка в СДПГ мало чем отличались друг от друга с точки зрения понимания ими экономических основ прогресса. При этом, если правые знали, куда и как направлять инвестиции, то левые не имели об этом четкого представления.

К середине 70-х годов социал-демократический реформизм, исходивший из представлений о стабильном, гарантированном приросте национального дохода и не затрагивавший в этой связи уже распределенный ВНП, исчерпал свои ресурсы. Новая экономическая реальность, определявшаяся с этого времени кризисным развитием народного хозяйства, прежде всего поставила под вопрос популярный лозунг прагматиков: «Хорошая экономика — хорошая социальная политика». В условиях долгосрочного снижения темпов роста «хорошая» экономика стала все чаще ставиться в зависимость от необходимости отказаться от дорогостоящей социальной политики. Социал-демократы левосоциалистической ориентации не могли предложить в данном случае свой убедительный вариант решения общественных проблем, поскольку их модели развития также строились на устаревших представлениях об экономическом росте как устойчивой тенденции, которую можно экстраполировать в будущее. В сложившейся ситуации СДПГ начало лихорадить уже не столько из-за идеологических разногласий между правыми и левыми, сколько из-за нараставшего противоречия между ста-

[225]

рыми представлениями обоих течений об экономических основах прогресса и новыми, не поддающимися тривиальным решениям, задачами общественного развития.

Переломный период в развитии всего западногерманского общества потребовал от СДПГ коренной перестройки ее политического мышления. Идеология партии, уходившая своими корнями в начало 50-х годов, в 70-е годы — особенно их второй половине — по существу, работала на «холостом ходу». Во внутрипартийном развитии СДПГ это время отмечено ощутимым сужением зоны политического влияния «шмидтовской» группировки, почти полным затуханием активности «традиционного» левого крыла, формировавшегося вокруг «Молодых социалистов», перемещением части левых социал-демократов ближе к центру и даже — к правому флангу. И, наконец,— что самое главное — постепенным становлением на новой идейно-политической основе «экосоциалистического» внутрипартийного течения.

Падение во второй половине 70-х — начале 80-х годов авторитета «шмидтовских» лидеров партии, всегда считавшихся своего рода мозговым центром СДПГ, в решающей мере определялось их неспособностью в годы кризиса справиться с проблемами эффективного экономического регулирования. Попытки правых укрепить свои позиции в партии, призывая ее членов к сплочению рядов и дисциплине, в этих условиях успеха уже не имели. К концу минувшего десятилетия в СДПГ произошла практически полная смена поколений. Социал-демократов «догодесбергского призыва», на которых подобные призывы действовали почти безотказно, в партии, по существу, не осталось. У значительной части более молодых членов партии они вызывали скорее раздражение, чем сочувственный отклик. Сам Г. Шмидт, трезво оценивая безысходность положения правящей партии, не имеющей в своих руках такой экономической стратегии, которая отвечала бы потребностям современного процесса общественного воспроизводства, втайне мечтал о вынесении ему вотума недоверия 27.

Что касается левой оппозиции, возникшей в конце 60-х — начале 70-х годов в СДПГ на «неомарксистской» основе, то она расслоилась еще до того, как экономику ФРГ поразили кризисные процессы, поставившие социал-реформизм перед необходимостью выработки но

[226]

вых теоретических ориентации. Изначально весьма неоднородная, эта оппозиция включала в себя три крупных идейно-политических течения, между которыми не было единства взглядов по многим важнейшим проблемам реформистской стратегии и тактики — так называемых «реформистов», «антиревизионистов» и группу «Штамокап» (немецкий вариант аббревиатуры ГМК). Теория «системопреодолевающих реформ и двойной стратегии» отразила лишь результаты временного компромисса, достигнутого этими тремя течениями в программной области. Он оказался затем быстро нарушенным вновь вспыхнувшими теоретическими спорами.

Самокритичный анализ причин, приведших со второй половины 70-х годов к ослаблению массового политического влияния молодежного союза СДПГ и резкому падению его роли внутри партии, заставил позже, уже в 80-е годы самих «Молодых социалистов» признать, что в их работе было допущено немало промахов и ошибок. Так, чрезмерное увлечение «чистой» политической теорией практически полностью вытеснило из поля зрения «Молодых социалистов» те задачи, которые вытекали из ими же самими провозглашенных в конце 60-х — начале 70-х годов установок: расширения внепарламентской деятельности, преодоления «узкого» реформизма ее руководства, «самоорганизации» масс, повышения их политической активности и усиления давления снизу на политику социал-демократии.

Упущения в этой области привели к тому, что молодежный союз СДПГ далеко не сразу оценил серьезное политическое значение тех новых актуальных проблем — прежде всего экологической,— которые были подняты возникшими в ФРГ в 70-е годы массовыми демократическими движениями. Довольно вяло и с большим опозданием прореагировав на появление этих движений, «Молодые социалисты» не сумели возглавить стихийную инициативу молодежи, участвовавшей в них, и использовать ее демократический потенциал для укрепления собственных позиций в обществе и партии.

 «„Молодые социалисты" стали организацией, которой нечего сказать ни внутри партии, ни в молодежной среде»,— констатировал один из делегатов конгресса этой организации г. Ланштайне (1982 г.) 28. О том, что союз утратил контакт со школьниками, студентами и другими слоями молодежи, перестал быть «мотором

[227]

партии», превратился в сообщество ее членов, объединенных общими настроениями политического «разочарования», говорили многие другие делегаты конгресса, Настроениями такого рода оказались, судя по многим признакам, охвачены с начала 80-х годов не только рядовые члены и актив «Молодых социалистов», но и представители высшего руководства. «Я не уверен, что снова вступил бы в СДПГ, будь мне опять 18 лет»,— откровенно заявил в это время один из бывших председаталей «Молодых социалистов» В. Пичек 29.

Очевидно, однако, что импульс, который дало СДПГ два десятилетия назад возникновение в ее рядах левой молодежной оппозиции, не пропал даром. Из «реформистского», «умеренного» течения в союзе «Молодых социалистов» (являвшегося объектом постоянной критики тех, кто стоял на позициях радикального неприятия системы), выдвинулась когорта энергичных и деятельных функционеров, которые в 70-е — 80-е годы продвигались по ступеням партийной иерархии, обновляя при этом левое крыло руководства СДПГ.

Карьера этих функционеров, бесспорно, вносила определенные коррективы в их мышление. Многие недавние «молодые бунтари» по мере своего продвижения наверх становились вполне «трезвыми», «зрелыми» и «ответственными» политиками. Их видение мира и отношение к политическому действию приобретали более спокойный и сбалансированный характер. Часть из них мигрировала в своих политических воззрениях ближе к «центру» партии. Нередко такая смена позиций была связана с отказом этих деятелей от «крайних» требований, прежде всего — от требования национализации крупной капиталистической собственности как ключевого средства преобразования общества.

Самые серьезные сомнения в возможности приближения к социалистическому идеалу на этом «спрямленном» пути посеяло в сознании многих левых социал-демократов ФРГ критическое осмысление опыта правительственной деятельности французских социалистов. Однако сколь бы существенной ни была в 70-е— 80-е годы эволюция взглядов социал-демократических функционеров, вышедших из левого молодежного крыла, в целом она оказалась недостаточной для того, чтобы заставить их отказаться от политических принципов, ставших в свое время для них основными мотивами вступления в СДПГ.

[228]

В годы канцлерства Г. Шмидта верность этим принципам приводила этих социал-демократов в ряды внутрипартийной оппозиции, группировавшейся вокруг таких признанных, хорошо известных за пределами не только собственной партии, но и страны, политиков как Э. Эпплер и О. Лафонтен. Ни тогда, ни в последующие годы эта оппозиция не обрела четких, организационно оформленных очертаний. Вместе с тем о принадлежности к ней тех или иных функционеров партии можно было безошибочно судить по целому ряду общих черт, присущих их взглядам — уверенности в том, что социал-демократия должна сохранять ориентацию на разрядку и разоружение во внешней политике, учитывать в своей внутриполитической деятельности новые потребности и запросы масс, в первую очередь — в области экологии, проводить более гибкую и дальновидную тактику по отношению к «зеленым» и новым социальным движениям, наконец, не превращать зажим демократии в норму партийной жизни.

Одной из важных сил, противостоявших правой группировке Г. Шмидта, стали во второй половине 70-х — начале 80-х годов многие связанные с профсоюзами члены и функционеры партии (в том числе представлявшие традиционно-пролетарскую часть социал-демократов). Исходной точкой нарастания напряженности во взаимоотношениях между этими социал-демократами и правительственной верхушкой партии стало принятие в 1976 г. закона о «соучастии» трудящихся в управлении производством. Закон, носивший компромиссный характер, явно не отвечал многим из требований, выдвинутых ОНИ.

Усиление с начала 80-х годов политизации организованного рабочего движения и радикализация требований его молодежного крыла усилили напряженность в отношениях между правящей социал-демократией и профсоюзами. Все чаще она выливалась в форму открытого конфликта, при котором организации трудящихся прибегали к использованию ранее почти не практиковавшегося ими прямого давления на «свою» партию (проведению митингов, демонстрации протеста и т. д.). В значительной мере такие изменения определялись начавшимся с конца 70-х годов процессом «обновления» среднего и отчасти высшего руководящего звена ряда ведущих профсоюзов страны.

[229]

На смену старым лидерам, твердо убежденным в том, что главной политической задачей профсоюзов при всех обстоятельствах является «фланговая защита» СДПГ, пришли более молодые руководители, более рациональные и прагматичные в своем политическом мышлении. Они подвергали пересмотру многие прежние представления о взаимоотношениях профсоюзов и социал-демократии. «Особый» характер этих отношений не ставился при этом под сомнение. Вместе с тем они предпочитали исходить в своих суждениях по этому поводу из менее «обязывающих» профсоюзы формул.

Так, из лексикона новых лидеров рабочего движения начинают исчезать клише о «давнем, исторически сложившемся союзе» с СДПГ. Вместо этого речь идет лишь о «давней привязанности» друг к другу социал-демократии и профсоюзов. Новым профсоюзным лидерам представлялось самоочевидным, что не организации трудящихся призваны гарантировать своим поведением прочность позиций СДПГ, а, напротив, социал-демократия должна укреплять собственное положение, защищая интересы своей массовой базы. В требованиях, которые выдвигали представители более молодого поколения профсоюзных руководителей, делался акцент на политическую независимость организаций трудящихся, подчеркивалась необходимость повышения активности и самостоятельности масс в их борьбе за свои интересы.

Внутри широкой оппозиции, формировавшейся в СДПГ, главным образом, на основе неприятия основных принципов политики Г. Шмидта, уже в 70-е годы более или менее отчетливо вырисовывались контуры относительно самостоятельного внутрипартийного течения, в 80-е годы получившего название «эко-социалистического». Возникновение эко-социалистического направления в идеологии и политике социал-демократии — самое крупное событие в послевоенной жизни СДПГ. Не обладающее какими-либо прочными организационными основами, это течение представляет собой на сегодняшний день скорее сообщество людей в партии, примерно одинаково представляющих себе те новые ценности, которые должны, по их мнению, определять перспективы общественного развития, а соответственно — и цели, и средства социал-демократической политики.

[230]

Часть эко-социалистов видит реальную почву для сближения с «зелеными». «Красно-зеленый союз возмо- жен,— отмечал в этой связи один из лидеров эко- социалистического течения Й. Штрассер,— его хотят, согласно опросам, 3/4 избирателей «зеленых» и более половины избирателей СДПГ» 30. Известно, что попытки использовать близость позиций двух партий по вопросам политики мира, общность их ориентации на «примирение экологии и экономики», а также совпадение взглядов по другим проблемам для политического сотрудничества социал-демократов и «зеленых» предпринимались в ФРГ в 80-е годы на уровне земельных правительств. Однако дальше неудавшегося эксперимента в Гессене дело пока не пошло. Очевидно, что такому сотрудничеству помешали многие причины, в том числе и жесткость политической тактики «зеленых», выдвигавших заведомо неприемлемые для социал-демократии требования в качестве условия совместных действий (например, немедленный отказ от использования атомных электростанций и т. п.).

Категорическое неприятие идеи сотрудничества с «зелеными» является одной из отличительных черт того внутрипартийного течения в СДПГ, которое в настоящее время противостоит в партии эко-социалистическому и которое условно можно назвать «социал-технократическим». Идейные основы этого течения определяет защита его сторонниками ценностей «индустриального общества», логически вытекающая из их ориентации па использование технического прогресса для достижения целей социального развития общества. Основной акцент нынешние социал-демократические технократы делают на широком применении новых технологий, прежде всего в сфере мелкого и среднего бизнеса.

В отличие от «технократов вчерашнего дня», группировавшихся в свое время вокруг Г. Шмидта, сегодняшние сторонники этого течения занимают широкое место в центристской или правоцентристской части идейно-политического континуума в СДПГ опираются на значительную часть профсоюзных функционеров и актива. Внешнеполитическим воззрениям лидеров этого течения не присущ ни ярко выраженный антикоммунизм, ни однозначная ориентация па укрепление союза с США. Скорее в этих воззрениях обнаруживается стремление к укреплению европейского центра силы и повышению роли ФРГ в нем.

[231]

Многие важные характеристики нынешнего социал-демократического центра вытекают из идеи первичности гражданского общества по отношению к государству и его институтам. При этом само общество, по их мнению, нельзя делить на нужные или ненужные, прогрессивные или непрогрессивные социальные группы и классы. Все они появились в результате необходимого разделения труда, и, лишь сохраняя многообразие социально-экономических форм в полном его объеме, общество способно и дальше успешно развиваться и прогрессировать. В этом смысле государство должно быть «социальным», что понимается как содействие сотрудничеству всех слоев общества ради благополучия и достойного существования своих граждан. По ключевому для социал-демократии вопросу о роли государства в управлении экономикой взгляды разных представителей этого течения в партии во многом существенно отличаются. Одни выступают за более свободное развитие рынка, другие сохраняют упор на государственное вмешательство в дела бизнеса, в том числе в принципиально важной сфере инвестиций.

Очевидно, однако, что негативный опыт, накопленный социал-демократией за годы канцлерства Г. Шмидта в вопросах «стабилизации системы», заставляет сегодня даже самых последовательных сторонников государственного регулирования среди социал-демократических теоретиков и лидеров, отказываться от его «чрезмерно жестких» и «централизованных» форм. Правда, и сейчас в рядах функционеров партии можно встретить последовательных защитников методов «зажима» рынка, национализации крупной, прежде всего банковской собственности 31. Однако в целом сторонники этих взглядов, чаще всего представляющие лево-радикальную часть профсоюзного крыла социал-демократии, заметного влияния на политику СДПГ не оказывают.

Соотношение сил в нынешней СДПГ определяется преобладанием представителей центра, занимающих большую часть мест в партийном руководстве. Известно, что один из лидеров этого направления X. И. Фогель стал в 1987 году председателем СДПГ, сменив на этом посту В. Врандта. Вместе с тем в СДПГ довольно заметно усиливаются в последнее время и позиции эко-социалистов. Нарастающее влияние этого течения в партии обнаруживается прежде всего в идеологиче-

[232]

ском «измерении». Первоначально воспринятые «в штыки» значительной частью членов и функционеров СДПГ, в том числе и представителями ее рабочего крыла, многие идеи эко-социалистов — прежде всего идея «экологической модернизации индустриального общества» позже нашли в партии сочувственный от-клик и поддержку.

Очевидно, что такая динамика внутреннего развития СДПГ соответствует выявившейся после перехода социал-демократии в оппозицию тенденции полевения ее идеологии и политики, с одной стороны, и усилению ориентации большинства социал-демократов на укрепление единства их рядов, с другой. Развитие последней тенденции ощутимо смягчило остроту внутрипартийных разногласий в СДПГ, но не привело пока к созданию такой общей платформы, которая позволила бы говорить о единстве взглядов большинства социал-демократов по ключевым вопросам ее политической теории и практики. Поиски этого единства ведутся в настоящий момент на путях обновления программных основ политики социал-демократии.

[233]