Белинский В.Г. Письмо В. П. Боткину.

ПИСЬМО В. П. БОТКИНУ

2 — 6 декабря 1847 г.

(...) Я согласен, что одною буржуази нельзя объяснить a fond  * и окончательно гнусного, позорного положения современной Франции, что это вопрос страшно сложный, запутанный и прежде всего и больше всего — исторический, а потом уже, какой хочешь — нравственный, философский и т. д. Я понимаю, что буржуази явление не случайное, а вызванное историею, что она явилась не вчера, словно гриб выросла, и что, наконец, она имела свое великое прошедшее, свою блестящую историю, оказала человечеству величайшие услуги. Я даже согласился с Анненковым, что слово bourgeoisie не совсем определенно по его многовместительности и эластической растяжимости. Буржуа и огромные капиталисты, управляющие так блистательно судьбами современной Франции, и всякие другие капиталисты и собственники, мало имеющие влияние на ход дел и мало прав, и, наконец, люди, вовсе ничего не имеющие, т. е. стоящие за цензом. Кто же не буржуа? Разве, ouvrier  **, орошающий собственным потом чужое поле. Все теперешние враги буржуази и защитники народа так же не принадлежат к народу, и так же принадлежат к буржуази, как и Робеспьер и Сен-Жюст 38.(...)

Итак, не на буржуази вообще, а на больших капиталистов надо нападать, как на чуму и холеру современной Франции. Она в их руках, а этому-то бы и не следовало быть. Средний класс всегда является великим в борьбе, в преследовании и достижении своих целей. Тут он и великодушен и хитер, и герой и эгоист, ибо действуют, жертвуют и гибнут из него избранные, а плодами подвига или победы пользуются все. В среднем сословии сильно развит esprit de corps  ***. Оно удивительно смышленно и ловко действовало во Франции и, правду сказать, не раз эксплуатировало народом: подожжет его, да потом и вышлет Лафайета и Бальи 39 расстреливать пушками его же, т. е. народ же. В этом отношении основной взгляд на буржуази Луи Блана 40 не совсем неоснователен, только доведен до той крайности, где всякая мысль, как бы ни справедлива была она в основе, становится смешною. Кроме того, он выпустил из виду, что буржуази в борьбе и буржуази торжествующая — не одна и та же, что начало ее движения было непосредственное, что тогда она не отделяла своих интересов от интересов народа.(...)

Горе государству, которое в руках капиталистов. Это люди без патриотизма, без всякой возвышенности в чувствах. Для них война или мир значат только возвышение или упадок фондов — далее этого они ничего не видят. Торгаш есть существо, по натуре своей пошлое, дрянное, низкое и презренное, ибо он служил Плутусу, а этот бог ревнивее всех других богов и больше их имеет право сказать: кто не за меня, тот против меня. Он требует себе человека всего, без раздела, и тогда щедро награждает его; приверженцев же неполных он бросает в банкрутство, а потом в тюрьму, и наконец в нищету. Торгаш — существо, цель жизни которого — нажива, поставить пределы этой наживе невозможно. Она, что морская вода: не удовлетворяет жажды, а только сильнее раздражает ее. Торгаш не может иметь интересов, не относящихся к его карману. Для него деньги не средство, а цель, и люди — тоже цель; у него нет к ним любви и сострадания, он свирепее зверя, неумолимее смерти, он пользуется всеми средствами, детей заставляет гибнуть в работе на себя, прижимает пролетария страхом голодной смерти (т. е. сечет его голодом, по выражению одного русского помещика, с которым я встретился в путешествии), снимает за долг рубище с нищего, пользуется развратом, служит ему и богатеет от бедняков.(...)

Торгашу недоступны никакие человеческие чувства, и если какое-нибудь явится у него, например, любовь к сыну или дочери, то не как естественное чувство, а как уродливая страсть, как кара за его отвержение от человечества.(...)

Ты, пожалуй, заключишь, что я не уважаю труда и в гуляке праздном вижу идеал человека. Нет, это не так. В гуляках я только вижу потерянных людей, но людей, а в наживальщиках я не вижу никаких людей.(...) Обращаясь к торгашам, надо заметить, что человека искажает всякая дурная овладевшая им страсть и что, кроме наживы, таких страстей много. Так, но это едва ли не самая подлая из страстей. А потом она дает esprit de corps *** и тон всему сословию. Каково же должно быть такое сословие? И каково государству, когда оно в его руках? В Англии средний класс много значит — нижняя палата представляет его; а в действиях этой палаты много величавого, а патриотизма просто бездна. Но в Англии среднее сословие контрабалансируется аристократиею, оттого английское правительство столько же государственно, величаво и славно, сколько французское либерально, низко, пошло, ничтожно и позорно. Кончится время аристократии в Англии,— народ будет контрабалансировать среднему классу; а не то — Англия представит собою, может быть, еще более отвратительное зрелище, нежели какое представляет теперь Франция. Я не принадлежу к числу тех людей, которые утверждают за аксиому, что буржуази — зло, что ее надо уничтожить, что только без нее все пойдет хорошо. (...) Я с этим соглашусь только тогда, когда на опыте увижу государство, благоденствующее без среднего класса, а как пока я видел только, что государства без среднего класса осуждены на вечное ничтожество, то и не хочу заниматься решением априори такого вопроса, который может быть решен только опытом. Пока буржуази есть и пока она сильна,— я знаю, что она должна быть и не может не быть. Я знаю, что промышленность — источник великих зол, но знаю, что она же — источник и великих благ для общества. Собственно, она только последнее зло в владычестве капитала, в его тирании над трудом. Я согласен, что даже и отверженная порода капиталистов должна иметь свою долю влияния на общественные дела; но горе государству, когда она одна стоит во главе его! Лучше заменить ее ленивою, развратною и покрытою лохмотьями сволочью: в ней скорее можно найти патриотизм, чувство национального достоинства и желание общего блага.(...)

Примечания

* вполне (франц.). – Ред.

**  рабочий (франц.).— Ред.

***  сословное чувство (франц.).— Ред.

38. Сен-Жюст — см. наст, изд., с. 383, прим. 11: Жиронда — нарицательное название контрреволюционных сил, жирондистами называли партию периода Великой французской революции, которая выражала интересы крупной буржуазии, поддерживала феодально-монархические силы Франции, пыталась затормозить развитие революции, вела яростную борьбу с республиканцами; Робеспьер — см. наст, изд., с. 209, прим. 24; Сен-Жюст, Луи (1767—1794) —деятель Великой французской революции, сподвижник Робеспьера, участвовал в разработке якобинской конституции 1793 г., решительный противник жирондистов, проявил большую твердость в борьбе с контрреволюцией; гильотинирован после контрреволюционного термидорианского переворота.

39. Лафайет, Мари Жозеф Поль Ив Рок Жильбер Мотье — политический деятель времен Великой французской революции, в начале революции был популярен, но по мере развития революции перешел на позиции либерально-конституционного монархизма; Бальи — очевидно, Байи, Жан Сильвен — один из лидеров крупной буржуазии во времена Великой французской революции; в период якобинской диктатуры казнен по приговору Революционного трибунала; Байи и Лафайет ответственны за расстрел народной демонстрации на Марсовом поле 17 июля 1791 г.

40. См. наст, изд., с. 383, прим. 12: Белинский имеет в виду книгу Луи Блана «История десяти лет», в которой отражена история установления июльской монархии во Франции; Блан, Жан Жозеф Шарль Луи (1811 —1882) —французский публицист, историк, социал-реформистский политический деятель, был представителем рабочих во Временном правительстве в период революции 1848 г., проводил социал-реформистскую политику, отвлекавшую рабочих от революционной борьбы, в 1871 г. был в рядах противников Парижской коммуны. Блан вошел в историю социализма как родоначальник соглашательства с буржуазией, слово «луиблановщина» стало нарицательным; после первых восторженных оценок произведения Луи Блана Белинский переходит к резкой критике его взглядов.

Утопический социализм: Хрестоматия / Общ. Ред. А.И. Володина. – М.: Политиздат, 1982, с. 375-377.