Темный карцер и телесные наказания.

Темный карцер и телесные наказания

По такому же произволу, по какому созданы концентрационные лагери, заключенных делят на три категории:

а) легко исправимых (националисты, баварская военная организация, попутчики), б) так называемые трудно исправимые и в) неисправимые.

К последней категории относятся коммунистические вожди, партийные и профсоюзные работники и левые интеллигенты. К ним применяются самые ужасные специальные правила. В упомянутом выше сообщении Перцгена о концентрационном лагере в Хойберге мы находим следующее подтверждение только что сказанного:

«Кто на основании имеющихся документов и донесений считается неисправимым, переводится в «главное здание», в камеры № 19 и 23. Там все правила значительно строже, там надзиратель не ведет бесед с заключенными, прогулки сокращены до 10 минут, курить и говорить разрешается гораздо реже, работа, которая дает заключенным возможность несколько часов заниматься физическим трудом и позволяет получать прибавку к пище, здесь не допускается».

Этот суховатый отчет журналиста мы можем дополнить подлинным письмом заключенного из лагеря в Хойберге, отчаянный вопль которого дошел до нас, несмотря на колючую изгородь и охрану:

«Дорогие товарищи, надеюсь, этот вопль дойдет до вас. Жизнь здесь прямо ужасна. Обращение хуже, чем в тюрьме и на каторге, не говоря уже об обращении с военнопленными. В 8 ч. 30 м. мы должны ложиться спать, в 5 ч. 30 м. утра (не в шесть) нас выгоняют из помещения. Ночью не дают покоя. Часто случается, что ночью нас три или четыре раза выгоняют из бараков и заставляют бегать по плацу, причем побои и грубейшие оскорбления стали совершенно обычным явлением. Таким образом ночью у нас всего три-четыре часа «покоя».

Вот например такой случай. Все отделение ночью выгоняют из бараков и заставляют проделывать гимнастические упражне-

[ 266 ]

[ Иллюстрация ]

[ 267 ]

ния, а шесть фашистов бесчеловечно избивают одного из товарищей резиновыми палками, угрожая ему револьвером. Они только того и ждут, чтобы им оказано было сопротивление, и тогда они наверное пристрелили бы товарища. Но так как он не дал себя спровоцировать, то они потом еще раз жестоко отколотили его. Этому товарищу было заявлено: «Вы можете конечно жаловаться, но только это бесцельно, а мы вдобавок можем вас еще пожаловать мешком, набитым песком».

Один эльбинский товарищ был посажен в темную камеру, и в течение шести дней ему только два раза давали есть. Он вышел оттуда бледный, как мертвец, и совершенно изголодавшийся. В темной камере его жестоко избили.

Нюртингские товарищи еще сегодня все в синяках от безумных побоев.

Галдеж штурмовиков, крики о помощи наших беззащитных товарищей не прекращаются ни днем, ни ночью.

При таком питании, цель которого немедленно уморить нас голодом, не выдержат даже самые крепкие нервы, и многие товарищи носятся с мыслью о самоубийстве или собираются оказать сопротивление, даже рискуя быть убитыми или пристреленными.

Теперь в камерах 19-а, 19-b, 23-а и 23-b введен еще более суровый режим. Заключенных в корпусах объединяют по возрасту. Этим преследуется задача подвергнуть молодых товарищей еще более отчаянной дрессировке, а более пожилых товарищей, которые почти все провели много лет на фронте, в отличие от молодых штурмовиков, выделить особо.

В штрафном корпусе не побывал еще никто из журналистов. Журналистам по всей вероятности показывали корпус первой ступени. Для первой и второй ступени допускаются следующие льготы: по три папироски в среду и в субботу и черная кровяная колбаса на троих.

Еда тут такая, что мы все страдаем от недоедания и имеем ужасный вид. Вот например несколько блюд: капуста с лапшей — очень жиденький суп, красная капуста, котлеты из картофеля с лап- шей, сладкий рис с картофелем, в среднем по три грамма мяса (буквально 3 грамма мяса!). За 11 недель нас только два раза, как следует, накормили мясом с кислой капустой. Вся еда без жиров, невкусная, с большим количеством соды. За 11 недель нам только два раза давали масло. Ясно, что мы при таких условиях обречены на медленное умирание». Планомерно проводится деление заключенных на три категории; их стараются возбудить этим друг против друга. Коменданты лагерей изощряются в изобретении утонченных дисциплинарных наказаний: сокращают время отдыха, ограничивают право писать письма или совершенно лишают его, в течение долгого времени ее дают свиданий. Заключенным воспрещено собираться вместе в те немногие часы, когда они свободны; они подвергаются особо тщательной изоляции и надзору; строго запрещается курить, налагаются в виде наказания продолжительные аресты с прогулкой по 10 минут в день или арест в темной камере. Излюбленными дисциплинарными наказаниями являются: дополнительное обуче-

[ 268 ]

ние военному строю в течение нескольких часов подряд сверх общей нормы, гимнастика в виде наказания, удлинение рабочего времени, поручение особенно тяжелых непривычных и утомительных работ. В некоторых концентрационных лагерях перешли к тому, что стали заковывать в цепи заключенных, навлекших на себя особое нерасположение начальства.

По сообщению «Дейли телеграф» от 27 апреля 1933 г. в Дахау например строптивым заключенным вообще не разрешается покидать лачуг и гулять на воздухе.

Упомянутая уже журналистка описывает в своем отчете помещение, в котором томятся «трудно поддающиеся воспитанию» заключенные в Ораниенбургском лагере.

«Дыра в стене, закрытая железной дверью,— кроме этого никакой вентиляции. Когда нам показывали это помещение, оно стояло пустым. Но это было уже через час после начала осмотра. Очевидно заключенных оттуда предварительно удалили, потому что из 120 заключенных 30 отсутствовали. Может быть, они находились за той дверью, к которой нам не позволили подойти поближе».

В Хойберге пожилой адвокат пожаловался на плохую еду. За это он был приговорен к наказанию: спать без одеяла на крыше барака в течение 15 дней.

Это не помешало капитану Буку уверять репортера голландской газеты «Телеграф», что в Хойбергском лагере нет никаких арестных помещений.

[ 269 ]