Чернышевский

Чернышевский, Николай Гаврилович — родился 12 июля 1828 г. в Саратове; сын протоиерея. Учился в духовной семинарии, а затем окончил историко-филологический факультет Московского университета в 1850 г. Учитель в Саратовской гимназии. Позже перевелся учителем в Петербургский кадетский корпус. С 1854 г. один из главных сотрудников журнала «Современник». В начале 60-х годов — признанный вождь социал-революционной интеллигенции, в среде которой пользовался громадным авторитетом. Арестован в июле 1862 г. Сидя в Петропавловской крепости, написал роман «Что делать?». Приговорен к 7 годам каторги за составление революционной прокламации. 19 мая 1864 г. на Мытнинокой площади над ним был совершен обряд «гражданской казни». Каторгу отбывал в Кадае, Александровском заводе, а затем сослан в Вилюйск, Якутской области. По окончании ссылки в 1883 г. возвратился в Европейскую Россию. Умер в ночь на 17 октября 1889 г. в Саратове.

Чернышевский Н.Г. Предисловие к изданию полного перевода «Оснований политической экономии» Милля.

Нынешнее состояние нравственных и общественных наук еще очень жалко; но оно уже не безусловно жалко и презренно; а главное, оно уже давно перестало быть отчаянным. Эти науки вышли из безнадежного застоя, в котором очень долго находились почти неподвижно и безжизненно. Материалы и средства для дельной разработки их были подготовлены успехами естествознания и появлением некоторой гуманности, если не в общественном быте, то хотя во внутренней жизни отдельного лица и в его интимных отношениях к родным и знакомым. Эти успехи произвели так называемую «литературу просвещения». Когда в ней хотя с некоторою отчетливостью выразились вечные потребности человеческой натуры, начался ряд великих движений и событий, создающих удовлетворительную для человека жизнь.

Чернышевский Н.Г. Подстрочные примечания к переводу Милля.

Общий ход исторических явлений состоит в том, что основные мотивы движения выступают по мере его развития все ярче и ярче на первый план и затемняют собою те, хотя и сродные с ним, но не прямо принадлежащие к нему элементы, из которых оно еще не выделялось в первое время. Сущность социализма относится собственно к экономической жизни. Но не в одном экономическом быте должны произойти коренные перемены: им подвергается вся жизнь человека: и его отношения к другим людям по кровным или душевным привязанностям, и его воспитание, и его национальные отношения и т. д. Все эти перемены будут вести к цели, сходной с целью социализма, к улучшению жизни человека. Но тем не менее задача о переменах чисто экономических есть задача очень различная от усилий к улучшению других сторон жизни. У сенсимонистов эта экономическая задача еще расплывалась в неопределенной экзальтированной жажде пересоздать вообще всю жизнь человека.

Чернышевский Н.Г. Варианты «Очерков из политической экономии (по Миллю).

(...) В науках, говорящих об устройстве человеческих дел, существует один высший коренной общий для всех них принцип. Этот принцип — благо человека. Что хорошо для человека, то хорошо. Что дурно для человека, то дурно,— кажется, это ясно и верно. В каждой частной науке принцип этот подвергается точнейшему определению, сообразно частному предмету частной науки. Например, педагогика — наука о воспитании; воспитание состоит в развитии физических, умственных и нравственных сил человека; вот и нетрудно догадаться, каков верховный принцип педагогики: «все, что хорошо для развития физических, умственных и нравственных сил человека, то хорошо». И каждый свой вопрос педагогика подводит под этот принцип. У политической экономии другой предмет — материальное благосостояние человека или, пожалуй, народное богатство. Каков же, судя по этому, должен быть коренной принцип ее? Разумеется, следующий: «хорошо все то, что хорошо для материального благосостояния человека», или, пожалуй, если вам нравится старинное определение, «для народного богатства». (...)

Чернышевский Н.Г. Очерки из политической экономии (по Миллю).

Общепринятый тон политико-экономических отзывов о коммунистах и социалистах не один раз изменялся с той поры, как эти тенденции заняли постоянное и видное место в умственной жизни. До 1848 года масса умеренных прогрессистов, в том числе и почти все политикоэкономы, говорили о коммунистах и социалистах с любезною снисходительностью, как о мечтателях благонамеренных, хотя и заблуждающихся, но самыми своими заблуждениями отчасти содействовавших им, умеренным прогрессистам, в разъяснении истины. Над коммунистами и социалистами при случае подсмеивались с приятными претензиями на остроумие, без ожесточения, больше для препровождения времени, но говорилось это о них лишь при случае, не слишком часто и не слишком помногу. Они казались людьми неважными.

Чернышевский Н.Г. Примечания к полному переводу «Оснований политической экономии» Милля.

(...) «В понятии труда заключаются кроме самой деятельности и все те неприятные или тяжелые ощущения, которые соединены с этой деятельностью»,— говорит Милль,— кто станет спорить с этим? Но одни ли неприятные ощущения соединены с деятельностью, которая называется трудом?(...) Есть теория, утверждающая, что неприятные ощущения, производимые трудом в трудящемся человеке, проистекают не из сущности самой деятельности, имеющей имя труда, а из случайных, внешних обстоятельств, обыкновенно сопровождающих эту деятельность при нынешнем состоянии общества, но устраняющихся от нее другим экономическим устройством. Теория эта прибавляет, что, напротив, сам по себе труд есть деятельность приятная, или по термину, принятому этою теориею, деятельность привлекательная, так что, если отстраняется внешняя неблагоприятная для труда обстановка, он составляет наслаждение для трудящегося.

Чернышевский Н.Г. О причинах падения Рима.

Основная сила прогресса — наука, успехи прогресса соразмерны степени совершенства и степени распространенности знаний. Вот что такое прогресс — результат знания.(...) Мы далеко не восхищаемся нынешним состоянием Западной Европы; но все-таки полагаем, что нечем ей позаимствоваться от нас. Если сохранился у нас от патриархальных (диких) времен один принцип, несколько соответствующий одному из условий быта, к которому стремятся передовые народы, то ведь Западная Европа идет к осуществлению этого принципа совершенно независимо от нас. Новые экономические тенденции стали обнаруживаться во Франции и в Англии задолго до того, как барон Гакстгаузен рассказал немцам о нашем обычном общинном землевладении...

Чернышевский Н.Г. Июльская монархия.

(...) Первою из попыток найти способы к удовлетворению потребностей массы был во Франции в нашем веке сенсимонизм. (...) Приверженцы новых политических и общественных идей постоянно жалуются на то, что их предшественники и предводители подвергались и подвергаются преследованиям, как враги общественного спокойствия, люди вредные для общества, [между тем как всегда бывают лично людьми самыми честными, доброжелательными, почти всегда величайшими ревнителями порядка и спокойствия, а их идеи впоследствии времени всеми признаются за справедливые и благодетельные. Очень может быть, что все это справедливо, но странен вывод, будто бы ненатурален тот постоянно повторяющийся факт, что люди, которых современники признают безукоризненными по жизни, а потомки называют благодетелями человечества за высказанные ими мысли, подвергаются разным неприятностям и гонениям за эти самые мысли.

Чернышевский Н.Г. Капитал и труд.

(...) Экономисты с большим удовольствием рассуждают также об экономической невыгодности рабства; они удивляют в этом случае необыкновенным благородством, с которым изобличают чужие недостатки. Пусть они подумают об основных чертах рабства,— они увидят повторение всех этих невыгодных обстоятельств при таком порядке вещей, где собственность и труд не соединены в одном лице. (...)Между состоянием невольника и наемного рабочего существует огромная разница в нравственном и в юридическом отношениях; но специальной экономической разницы в их отношениях к производству нет никакой. Если труд свободного наемного работника производительней, нежели труд невольника,— это зависит от того, что свободный человек выше невольника по нравственному и умственному развитию; потому и работает несколько умнее и несколько добросовестнее. Но эта причина превосходства, как видим, совершенно чужда экономическому его отношению к производству; потому мы и говорим, что если нравственная философия и юриспруденция удовлетворяются уничтожением невольничества, то политическая экономия удовлетворяться этим никак не может; она должна стремиться к тому, чтобы в экономической области была произведена в отношениях труда к собственности перемена, соответствующая перемене, производимой в нравственной и юридической области освобождением личности. Эта перемена должна состоять в том, чтобы сам работник был и хозяином. Только тогда энергия производства поднимется в такой же мере, как уничтожением невольничества поднимается чувство личного достоинства. (...)

Чернышевский Н.Г. Политика (из «Современника»).

Мы вовсе не отвергаем прогресса, а только хотим показать, что нашему поколению жить ничуть не тяжелее, нежели какому бы то ни было из предыдущих поколений; и что во все времена и во всех странах мыслящие люди были ровно на столько же довольны ходом и характером событий во все продолжение их жизни, на сколько могут быть довольны теперь; что и в прежние времена удачи для них были очень редки и давались им судьбою в очень урезанном виде; что прогресс всегда и везде происходил очень медленно, сопровождаясь целою тучею самых неблагоприятных обстоятельств и случаев, беспрестанно перерываясь видимым господством реакции или, по крайней мере, застоем.

Чернышевский Н.Г. Славянофилы и вопрос об общине.

(...) Масса народа до сих пор понимает землю как общинное достояние, и количество земли, находящейся в общинном владении, или пользование ими под общинного обработкою, так велико, что масса участков, совершенно выделившихся из него в полновластную собственность отдельных лиц, по сравнению с ним, незначительна. Порядок дел, к которому столь трудным и долгим путем стремится теперь Запад, еще существует у нас в могущественном народном обычае нашего сельского быта. Существовал некогда он и на Западе, по крайней мере во многих странах Запада, но утрачен там в одностороннем стремлении к полновластной собственности отдельного лица.(...)