Убийство д-ра Оберфорена.

Убийство д-ра Оберфорена.

Убийство д-ра Оберфорена

После Белла—Ганусен, после Ганусена—д-р Оберфорен. Из этих трех лиц, в точности знавших тайну поджога рейхстага, д-р Оберфорен был самым опасным. От Белла можно было отказаться как от политического авантюриста, от Ганусена как от шарлатана. Но д-р Оберфорен был влиятельным политическим деятелем, вождем фракции националистов в рейхстаге. Еще в феврале 1933 г. он на предвыборном собрании заявил, что правительство Гитлера останется в своем тогдашнем составе, каков бы ни был исход выборов. Д-р Оберфорен был архиреакционером. Его меморандум показывает, что для него важно было только сохранение позиций националистов в правительстве. Заключительная часть его меморандума рисует последнюю фазу борьбы внутри правительства. Этот меморандум стоил д-ру Оберфорену жизни!

«Как бы ни была согласна националистская партия с самыми энергичными мерами против коммунистов, она не одобряет организации поджога ее друзьями по коалиции. В заседании кабинета во вторник министры-националисты дали свое согласие на самые энергичные меры против коммунистов и отчасти также против социал-демократов. Однако они не оставили никакого сомнения относительно того, что поджог чрезвычайно повредит за границей престижу национального фронта. На этом заседании кабинета не скупились на самые резкие выражения в осуждении поджога. Национал-социалистическим министрам не удалось провести запрета коммунистической партии. Как уже было сказано выше, националистам нужны были коммунистические депутаты, чтобы не дать национал-социалистам возможности получить абсолютное большинство в парламенте. Одновременно на этом заседании кабинета самым категорическим образом воспрещено было г-ну Герингу предать глас-

[ 106 ]

ности его фальшивки, найденные в доме Карла Либкнехта. Указывалось, что обнародование этих грубых подделок только еще более скомпрометирует правительство. Особенно не кстати было для правительства также то, что во вторник утром коммунистический депутат Торглер, председатель коммунистической фракции рейхстага, сам явился в полицию. Его бегство было бы желательнее. Для правительства был чрезвычайно неприятен тот факт, что Торглер, обвиненный в столь тяжком преступлении, добровольно явился в полицию, несмотря на произведенные тем временем аресты тысяч ответственных коммунистов и на грозящий ему чрезвычайный суд, — явился для того, чтобы выступить против обвинений его партии.. Герингу поручили выступить в печати с опровержением известия о добровольной явке Торглера. Однако пожар рейхстага вызвал неожиданно в мировой печати столь единодушное эхо, голос этой печати столь единодушно приписывал поджог руководящим членам правительства, что престиж национального правительства был сильно потрясен.

«Герингу и Геббельсу было очень на руку подавление предвыборной пропаганды коммунистов и социал-демократов, они хорошо знали, что широкие массы мелкой буржуазии, служащих и крестьян поверят слуху о пожаре рейхстага и в соответствии с этим отдадут свои голоса национал-социалистической партии как застрельщику в борьбе против большевизма. Но мало радовала Геринга и Геббельса позиция националистских министров в кабинете. В запрете коммунистической партии им было снова отказано. К великому своему огорчению они со своими безмерными претензиями чувствовали себя зажатыми в железные тиски между националистами, Стальным шлемом и рейхсвером. Им было ясно, что надо как можно скорее избавиться от этих тисков. Все время происходили совещания в их лагере.

«В конце концов решено было прибегнуть в ночь с 5 на 6 марта к насильственному перевороту. Их план состоял в том, чтобы занять район, в котором находятся министерства, и потребовать от Гинденбурга преобразования правительства. Гинденбург должен был передать Адольфу Гитлеру свой пост президента республики, и в тот же момент Гитлер назначил бы Геринга государственным канцлером. Предлагалось также связать это выступление с большой манифестацией штурмовых и специальных отрядов по Берлину, устраиваемой в целях пропаганды и для чествования Адольфа Гитлера, и провести все это в пятницу 3 марта. Приготовления к этой манифестации были в полном ходу. В Берлине уже находились многочисленные отряды штурмовиков из провинции, полиция уже наметила улицы для прохода триумфальной процессии, движение было переведено на другие улицы, и тысячи людей ожидали на Вильгельмштрассе дефилирования процессии перед Адольфом Гитлером. Так как усилились слухи, что во время этой манифестации будет занят район со зданиями министерств, националистские министры в последнюю минуту добились того, что Адольф Гитлер отказался от прохода процессии по Вильгельмштрассе. Тысячной толпе, ожидавшей на Вильгельмштрассе, было вдруг к ее удивлению

[ 107 ]

объявлено, что шествие штурмовиков направится по другому пути и пройдет не по Вильгельмштрассе, а через Принц-Альбрехтштрассе на запад. Правда, националисты должны были, с своей стороны, дать обязательство, что они отказываются от прохождения Стального шлема через квартал министерств. Это шествие Стального шлема было приурочено ко дню выборов как чествование президента Гинденбурга. Вожди Стального шлема согласились на такое изменение.

«Положение было в высшей степени серьезным для националистских министров. Результаты выборов в Липпе-Детмольд показали, как велика была опасность массового перехода националистских избирателей с развернутыми знаменами в лагерь национал- социалистов. Вдобавок ко всему пропаганда националистов не могла равняться с ни перед чем не останавливающейся пропагандой национал-социалистов. Клуб господ, группировки Стального шлема и националистские вожди продолжали совещаться. Только накануне, в пятницу, еле удалось избежать занятия квартала министерств штурмовиками, теперь снова грозила подобная опасность в ночь с 5 на 6 марта. Против этой опасности надо было вооружиться не только с помощью рейхсвера и Стального шлема. Было ясно, что массы шли уже не за старым генерал-фельдмаршалом, а за своим кумиром Адольфом Гитлером. Выступить против этих масс и против этого настроения масс только с помощью оружия было бы напрасным делом. Следовательно, необходимо было действовать с такой же бесцеремонностью, с которой действовали Геринг и Геббельс в поджоге рейхстага. Был принят следующий план: печать получает официальное сообщение об имеющихся пока результатах расследования относительно виновников поджога. Это сообщение должно было быть составлено таким образом, чтобы в случае нужды всегда можно было на него сослаться и указать, что уже тогда напали на след национал-социалистических поджигателей. Такое официальное сообщение можно было бы использовать, чтобы в ночь с 5 на 6 марта оказать давление на национал-социалистических министров, если бы они действительно намерены были осуществить свой план и занять квартал со зданиями министерств. Преследовалась также цель смутить таким образом национал-социалистические массы и по возможности завоевать их для национального фронта, возглавляемого националистами и Гинденбургом. Подготовляли соответственное воззвание к национальной Германии, в ко-тором Гинденбург разоблачал планы насильственного захвата власти, обвинял—с ссылкой на изданное раньше официальное сообщение Геринга, Гитлера и Геббельса в поджоге рейхстага и призывал миллионы национал-социалистов сплотиться под руководством генерал-фельдмаршала, чтобы спасти национальный фронт от марксизма. Таким путем надеялись склонить массы к поддержке военной диктатуры, возглавляемой генерал-фельдмаршалом. Сам генерал-фельдмаршал должен был отсутствовать на чествовании, устроенном Стальным шлемом, и провести ночь с 5 на 6 марта не в своем дворце, а под защитой рейхсвера, рейхсвер же должен был находиться в боевой готовности».

[ 108 ]