10. Энгельс — Марксу. В Брюссель. [Париж], 18 сентября 1846 г. 11, Rue [de l'arbre sec]

10. Энгельс — Марксу. В Брюссель. [Париж], 18 сентября 1846 г. 11, Rue [de l'arbre sec]

10

ЭНГЕЛЬС — МАРКСУ 59

В БРЮССЕЛЬ

[Париж], 18 сентября 1846 г. 11, Rue [de l'arbre sec]

Дорогой Маркс!

Масса вещей, о которых я хотел написать тебе лично, попали в мое деловое письмо, так как я его написал раньше. На этот раз не беда, что другие тоже прочтут обо всей этой чепухе.

Я все еще не мог собраться с духом, чтобы сделать выписки из Ф[ейербаха]. Здесь, в Париже эта материя кажется очень скучной. Но теперь эта книга 60 у меня дома, и я очень скоро примусь за нее. Сладкоречивый вздор Вейд[емейера] прямо трогателен. Этот молодец сперва заявляет, что хочет составить манифест, в котором он назовет нас негодяями, а затем выражает надежду, что это не вызовет личных недоразумений. Нечто подобное даже в Германии возможно только на ганноверско-прусской границе. Прямо скандал, что твои денежные дела

--------

* В этом месте и ниже рукопись повреждена. Ред.

[45]

все еще в плохом состоянии. Я не знаю никакого другого издателя для наших рукописей*, кроме Леске, которого пришлось бы во время переговоров держать в неизвестности о критике его издательства. Лёвент[аль], наверное, их не возьмет, он под различными жалкими предлогами отказал Б[ернай]су в очень выгодном деле (жизнеописание здешнего старика, в двух томах, причем первый должен печататься теперь, а со смертью старика тотчас же рассылаться, после чего должен сразу последовать и второй том). К тому же он труслив — говорит, что может быть изгнан из Франкфурта, У Б[ернай]са есть надежда пристроить книгу у Брокгауза, который, конечно, думает, что она написана в буржуазном духе.

Послали ли вестфальцы рукописи Д[аниель]су 61? — Слышал ли ты какие-нибудь подробности о кёльнском проекте, о котором, как ты помнишь, писал Гесс 62?

Особенно великолепна болтовня Люнинга. Так и видишь перед собой этого добропорядочного простака, который готов наделать в штаны. Если мы критикуем все их подлости, то сей благородный муж заявляет, что это «самокритика» 63. Но с этими господами скоро будет

так, как написано:

«И если зада не дано, — На что же сядет рыцарь»?**

А Вестфалия, по-видимому, постепенно начинает замечать, что у нее нет задницы или, говоря языком Мозеса***, «материальной базы» для своего коммунизма.

Пютман по отношению ко мне вовсе не был так уж неправ, говоря, что брюссельцы сотрудничали в «Prometheus». Послушай только, как тонко этот негодяй повел дело. Так как я также нуждаюсь в деньгах, то я написал ему, чтобы он, наконец, прислал мне давно полагающийся гонорар. Этот субъект отвечает, что гонорар за одну статью, которую он напечатал в «Burgerbuch»****, по его поручению должен был уплатить мне Леске (конечно, еще не получено). Что же касается второй статьи, напечатанной во втором выпуске «Rheinische Jahrbucher»*****, то он-де, правда, уже получил гонорар от издателя, но так как немецкие так называемые коммунисты самым постыдным образом подвели его, великого П., вместе с его другим

---------

* К. Маркс и Ф. Энгельс. «Немецкая идеология». Ред.

** Из эпиграммы Гёте «Целостность». Ред.

*** — Гесса. Ред.

**** Ф. Энгельс. «Описание возникших в новейшее время и еще существующих коммунистических колоний». Ред.

***** Ф. Энгельс. «Празднество наций в Лондоне». Ред.

[46]

великим П. — «Prometheus», — то он, П. № 1, вынужден был употребить все гонорары (в том числе и гонорар Э[вербе]ка и др.) для печатания П. № 2, и потому гонорар сможет быть уплачен нам только через х недель!! Ловкие молодцы; если им не даешь рукописи, они накладывают руку на деньги. Таким образом становишься сотрудником и акционером «Prometheus».

Лондонское обращение 64 я вчера вечером прочитал здесь у рабочих уже в напечатанном виде. Ерунда. Обращаются к «народу», то есть к предполагаемым пролетариям в Шлезвиг-Гольштейне, где не увидишь кругом никого, кроме нижнегерманского мужичья и проникнутых цеховым духом штраубингеров. Этот вздор, это полное игнорирование действительно существующих условий, неумение понять историческое развитие, — всему этому они научились у англичан. Вместо прямого ответа на вопрос о Шлезвиг-Гольштейне, они добиваются, чтобы совершенно не существующий там в их смысле «народ» игнорировал этот вопрос, держался мирно и пассивно; они не думают о том, что буржуа все же делают, что хотят. Если не считать излишней и совершенно не связанной с их выводами ругани по адресу буржуа (которая прекрасно может быть заменена фразами о свободе торговли), то эта вещь свободно могла бы быть опубликована лондонской фритредерской прессой, не желающей участия Шлезвиг-Гольштейна в Таможенном союзе.

В немецких газетах уже были намеки на то, что Юлиус состоит на прусской службе и пишет для Ротера. Вот будет радость для Буржуа*, который, как рассказывает Д'Э[стер], был в таком восторге от его благородных произведений!

A propos** Шлезвиг-Гольштейна. Кучер*** написал третьего дня три строчки Э[вербе]ку, что теперь надо быть очень осторожным с письмами, так как датчане вскрывают всю переписку. Он думает, что дело может кончиться войной. Сомневаюсь, но хорошо, что старик-датчанин так грубо нажимает на шлезвиг-гольштейнцев 65. Читал ты, между прочим, в «Rheinischer   Beobachter»   знаменитое   стихотворение   «Омываемый   морями   Шлезвиг-Гольштейн»? Оно производит примерно следующее впечатление (слов я никак не мог запомнить):

Шлезвиг-Гольштейн, окруженный
Моря пенистой волной!
Шлезвиг-Гольштейн, оглашенный
Нашей речью, нам родной!

--------

* — Бюргерса. Ред.

** — По поводу. Ред.

*** - Вебер. Ред.

[47]

Шлезвиг-Гольштейн, раскаленный
Жаром страсти огневой!
Шлезвиг-Гольштейн, принужденный
Жить под датскою пятой!
Шлезвиг-Гольштейн, увлеченный
Предстоящею борьбой!
Шлезвиг-Гольштейн, устремленный
На победу, крепко стой!
Шлезвиг-Гольштейн, хоть с луженой
Глоткой, с немощной рукой!
«Шлезвиг-Гольштейн», беспардонный
Обезьяньей клики вой!

Шлезвиг-Гольштейн соплеменный, за отчизну крепко стой! — так заканчивается эта дрянь. Это отвратительная песня, которую подобает пропеть дитмаршенцам, которые в свою очередь заслужили быть воспетыми Пютманом.

Кёльнские буржуа начинают шевелиться; они выпустили протест против господ министров, который является пределом возможного для немецких бюргеров. Бедный берлинский проповедник*! Со всеми муниципалитетами своего государства он в ссоре; сперва берлинский теологический диспут, затем то же самое в Бреславле**, теперь кёльнская история. Этот болван, впрочем, как две капли воды похож на Якова I английского, которого он действительно, по-видимому, взял себе за образец. Вскоре он, вероятно, так же как и тот, будет сжигать на кострах ведьм.

По отношению к Прудону я в деловом письме*** был вопиюще несправедлив. Так как там нет места для приписок, то я должен исправить это здесь. Видишь ли, я полагал, что Прудон допустил небольшую нелепость, нелепость в пределах здравого смысла. Вчера этот вопрос снова подробно обсуждался, и мне стало ясно, что эта новая нелепость является на деле совершенно беспредельной нелепостью. Представь себе: пролетарии должны копить мелкие акции. На эти средства (для начала требуется, конечно, не меньше 10000—20000 рабочих) открываются сначала одна или несколько мастерских в одной или нескольких отраслях ремесла, и часть акционеров начинает там работать. Продукты 1) продаются акционерам по цене сырого материала плюс цена труда (акционеры, таким образом, не должны оплачивать прибыль), а 2) возможный излишек продуктов продается на мировом рынке по рыночной цене. По

--------

* — Фридрих-Вильгельм IV. Ред.

** Польское название: Вроцлав. Ред.

*** См. настоящий том, стр. 40—42. Ред.

[48]

мере того как капитал общества будет увеличиваться за счет привлечения новых акционеров или новых сбережений старых акционеров, на этот капитал будут создаваться новые мастерские и фабрики и т. д. и т. д., до тех пор, пока — все пролетарии не получат работу, все имеющиеся в стране производительные силы не будут скуплены, и благодаря этому капиталы, находящиеся в руках буржуа, потеряют свою власть над трудом и не смогут приносить прибыль! Таким образом, капитал будет упразднен потому, что «найдена инстанция, где ка-питал, то есть источник процента» (понимаемый как старое droit d'aubaine 66, получившее не-сколько более четкие очертания и грюнизированное) «как бы исчезает». Ты видишь, как в этих, бесчисленное множество раз повторяемых папашей Эйзерманом словах, которые, очевидно, вдолбил ему Грюн, еще ясно проглядывают старые прудоновские бессодержательные фразы. Эти господа собираются, ни много, ни мало, для начала скупить всю Францию, а потом, пожалуй, и весь остальной мир, скупить на пролетарские сбережения, путем отказа пролетариев от прибыли и процентов на их капитал. Был ли когда-либо придуман такой великолепный план, и раз уж собираются проделать подобный фокус, то не проще ли сразу начеканить пятифранковых монет из серебра лунного света? А здешние глупцы среди рабочих, я говорю о немцах, верят подобной ерунде — люди, у которых не бывает в кармане и шести су, чтобы вечерком после своих собраний посидеть в кабачке, хотят на свои сбережения скупить всю прекрасную Францию. Ротшильд и компания — просто крохоборы по сравнению с этими колоссальными спекулянтами. Есть от чего прийти в ярость. Грюн до такой степени сбил с толку этих людей, что самая бессмысленная фраза кажется им более убедительной, чем самый простой факт, который приводится в качестве экономического аргумента. Просто позор, что приходится всерьез воевать против подобного несусветного вздора. Но надо иметь терпение, и я не оставлю эту публику в покое, пока не разобью Грюна наголову, пока не прочищу их засоренные мозги.

Единственный здравомыслящий человек, который понимает нелепость всего этого, это наш Ю[нге], который был в Брюсселе. Э[вербе]к также забил этим людям голову самыми бессмысленными вещами. У этого парня в голове теперь совершеннейшая каша, и времена-ми он бывает близок к сумасшествию; он не способен сегодня рассказать о том, что вчера видел своими собственными глазами, не говоря уже о том, что он слышал. Но насколько он находился под пятой у Грюна, видно из следующего. Когда трирский Вальтр прошлой зимой жаловался

[49]

везде и всюду на цензуру, Грюн изобразил его мучеником цензуры, который-де ведет самую благородную и неустрашимую борьбу и т. д., и использовал Э[вербе]ка и рабочих для составления и подписания в высшей степени напыщенного адреса этому ослу Вальтру с выражением благодарности за его героизм в борьбе за свободу слова!!!! Э[вербеку] до смерти стыдно, и он страшно злится на самого себя. Но глупость уже сделана, и теперь приходится опять выколачивать из него и из рабочих те несколько пустых слов, которые он с величайшим трудом вбил себе в голову и с таким же трудом вдолбил их затем рабочим. — Ведь он ничего не поймет до тех пор, пока не выучит этого наизусть, да и выученное он большей частью понимает неправильно. Если бы у него не было столько добрых намерений и если бы он вообще не был таким славным парнем, теперь в особенности, то с ним нельзя было бы иметь дело. Я удивляюсь, как мне еще с ним удается ладить; временами он делает довольно дельные замечания, а вслед за тем опять говорит величайший вздор: так, например, на его приснопамятных лекциях по немецкой истории с трудом можно было удержаться от смеха — столько он допускал в них на каждом шагу ошибок и нелепостей. Но, как я уже сказал, у него огромное рвение, и он с удивительной готовностью соглашается на все. К тому же у него неизменно хорошее настроение и постоянно ироническое отношение к самому себе, Я этого парня люблю больше чем когда-либо, несмотря на его глупости.

О Б[ернай]се рассказывать почти нечего. Я был несколько раз у него, он — один раз здесь. Приедет, вероятно, зимой сюда, остановка только за деньгами. Вестфальцы послали ему 200 франков, хотели подкупить его; деньги он взял, а их, конечно, водит за нос. Вейд[емейер] предлагал ему еще раньше деньги, он написал, что ему нужны 2000 франков, иначе у него ничего не выйдет; я заранее сказал ему: вестфальцы ответят, что у них нет свободных денег и пр. — так оно и вышло. В благодарность за это он оставил себе те 200 франков. Он не унывает. ни от кого не скрывает всей своей печальной истории, по-приятельски обращается с окружающими, живет, как крестьянин, работает в саду, уписывает вовсю; я подозреваю, что у него связь с крестьянской девушкой; он и со своими горестями перестал носиться. Он, наконец, составил себе более ясное и правильное представление о партийных разногласиях, хотя сам всякий раз любит разыгрывать роль Камилла Демулена, когда что-нибудь подобное случается, и вообще в качестве партийного деятеля он никуда не годится. По поводу его правовых взглядов с ним теперь не столкуешься, так как он каждый раз

[50]

старается прекратить разговор, заявляя, что политическая экономия, промышленность и т. д. — не его специальность, и при редких, встречах не получается настоящей дискуссии. Однако мне кажется, что я пробил уже небольшую брешь, и когда он приедет сюда, мне, вероятно, удастся, в конце концов, исправить его ошибку. — Как поживает ваша публика?

Твой Э.

Вопрос: Разве об истории с Толстым*, которая вполне достоверна, не следует сообщить лондонцам**? Если он будет продолжать играть свою роль среди немцев, они могут страшно скомпрометировать некоторых поляков. А что, если этот тип сошлется на тебя?

Бернайс написал брошюру по поводу ротшильдовской полемики 67; она выйдет в Швейцарии на немецком языке и через несколько дней появится здесь на французском языке.

Впервые полностью опубликовано на
 языке оригинала в Marx—Engels
Gesamtausgabe. Dritte Abteilung, Bd. 1, 1929
и на русском, языке в Сочинениях
К. Маркса и Ф. Энгельса, 1 изд.,
т. XXI, 1929 г.

Печатается по рукописи
Перевод с немецкого

---------

* См. настоящий том, стр. 42. Ред.

** — лондонским руководителям Союза справедливых. Ред.

[51]

Примечания

59. Данное письмо было впервые опубликовано со значительными сокращениями в книге: «Der Briefwechsel zwischen F. Engels und К. Marx». Bd. I, Stuttgart, 1913 («Переписка между Ф. Энгельсом и К. Марксом». Т. I, Штутгарт, 1913). — 45.

60. Энгельс имеет в виду работу Л. Фейербаха «Das Wesen der Religion» («Сущность религии»), опубликованную в первом томе журнала «Die Epigonen» за 1846 год. — 45.

61. После неудачной попытки Маркса и Энгельса и их друзей издать «Немецкую идеологию» в Вестфалии с помощью Ремпеля и Мейера (см. примечание 37) Маркс потребовал через Вейдемейера, чтобы рукопись была переслана из Вестфалии в Кёльн, Даниельсу. — 46.

62. Речь идет о выдвинутом группой участников социалистического движения в Кёльне (Бюргерс, Д'Эстер, Гесс) проекте создания издательства для публикации и распространения социалистической и коммунистической литературы. Этот проект возник в июле — августе 1846 г., после того как потерпела неудачу попытка издания «Немецкой идеологии». К финансированию этого издательства, которое должно было

быть основано на паях, предполагалось привлечь некоторых представителей немецкой буржуазии, сочувствующих социалистическим идеям. Об этом проекте, который так и не удалось осуществить, см. также настоящий том, стр. 51—53. — 46.

63. В июле 1846 г. в журнале «Das Westphalische Dampfboot» («Вестфальский пароход») был опубликован составленный Марксом и Энгельсом «Циркуляр против Криге» (см. настоящее издание, т. 4, стр. 1—16). Однако редактор этого журнала О. Люнинг, один из представителей немецкого «истинного социализма», подверг этот циркуляр тенденциозной обработке, сделав вставки от себя и в ряде случаев произвольно изменив текст.

Всячески стараясь сгладить остроту принципиальной партийной борьбы с помощью сентиментальных фраз, Люнинг в то же время вынужден был признать в примечании, что публикация «Циркуляра против Криге» является и самокритикой журнала. — 46.

64. Энгельс имеет в виду обращение лондонского Просветительного общества к немецким пролетариям, выпущенное в сентябре 1846 года. Лондонское Просветительное общество немецких рабочих было основано в феврале 1840 г. К. Шаппером, И. Моллем и другими деятелями Союза справедливых (см. примечание 49) с целью политического просвещения рабочих и пропаганды среди них социалистических идей. Руководящая роль в этом открытом Обществе принадлежала членам тайного Союза справедливых, а позднее местным общинам Союза коммунистов. Во второй половине 40-х годов XIX в. Просветительное общество приобрело интернациональный характер. В его среде прошли школу политического воспитания многие члены Союза коммунистов, ставшие впоследствии видными деятелями коммунистического и рабочего движения. Активное участие в деятельно-сти Общества в 1847 и 1849—1850 гг. принимали Маркс и Энгельс. 17 сентября 1850 г. Маркс, Энгельс и ряд их сторонников вышли из Общества в связи с тем, что в борьбе между руководимым Марксом и Энгельсом большинством Центрального комитета Союза коммунистов и сектантско-авантюристским меньшинством (фракцией Виллиха — Шаппера) Общество стало на сторону меньшинства. С конца 50-х годов Маркс и Энгельс вновь приняли участие в деятельности Просветительного общества. Общество продолжало существовать до 1918 г., когда оно было закрыто английским правительством. В XX в. Общество посещалось многими русскими политическими эмигрантами. — 47.

65. Речь идет о датском короле Кристиане VIII, правительство которого всячески подавляло национальное движение в Шлезвиг-Гольштейне. До революции 1848 г. национальное движение среди немецкого населения герцогств Шлезвига и Гольштейна не выходило за рамки умеренно-либеральной оппозиции. По своему характеру оно было сепаратистским, так как стремилось к созданию на севере Германии еще одного мелкого немецкого государства. Во время революции 1848— 1849 гг. положение изменилось. Под влиянием революционных событий в Германии национальное движение в Шлезвиге и Гольштейне приобрело освободительный характер. Борьба за отделение Шлезвига и Гольштейна от Дании сделалась составной частью борьбы всех прогрессивных сил Германии за национальное объединение страны и была решительно поддержана Марксом и Энгельсом. — 47.

66. Droit d'aubaine (право государства на выморочное имущество) — распространенный в средневековой Франции и других странах феодальный обычай, согласно которому король присваивал имущество умершего иностранца в случае отсутствия наследников. — 49.

67. Имеется в виду появление во Франции ряда анонимных памфлетов против Ротшильда (автором одного из них являлся рабочий Ж. Дернвель). Выступление против одного из крупнейших финансовых магнатов Франции свидетельствовало о росте широкой политической оппозиции режиму Июльской монархии. Что касается упомянутой Энгельсом брошюры Бернайса против Ротшильда, написанной в 1846 г. на немецком языке и напечатанной в Швейцарии, то ее разыскать не удалось. — 51.

Воспроизводится по изданию: К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Изд. 2, т. 27, с. 45-51.

 

Рубрика