Изменения в массовой базе партии.

Хотя наиболее глубокие изменения в массовой базе лейборизма проявились после его поражения на выборах 1979 г., этот процесс ведет свое начало с более давних времен. Еще во второй половине 60-х годов, и особенно к концу пребывания у власти лейбористского правительства 1964—1970 гг., стало довольно резко

[138]

уменьшаться число активных участников партийной жизни и партийно-политической борьбы, начала сокращаться доля приверженцев партии в избирательном корпусе 1. Причем наиболее неустойчивой частью и членской массы, и электората партии оказались те категории трудящихся, которые с самого начала составляли ядро ее социальной базы, т. е. квалифицированные рабочие физического труда. Знаменательно, что уже тогда появились исследования, в которых утверждалось, будто , лейбористская партия превращается из партии рабочего класса в партию «средних классов» 2.

Предпринятые после поражения на выборах 1970 г. меры по укреплению связей партии с рабочим классом и профсоюзами посредством «социального контракта», усиление общей идейно-политической активности лейбористов в тот период способствовали известному оживлению деятельности местных партийных организаций, росту политической ангажированности профсоюзов и их членов. Однако сколько-нибудь заметного перелома в отношении основной массы ее приверженцев к партии не произошло. Более того, неспособность пришедшего к власти в 1974 г. лейбористского правительства реализовать выработанную в годы оппозиции программу социально-экономических реформ (исключение составили проведенные через парламент законы против дискриминации женского труда, о некотором повышении пенсий, а также несколько актов, расширивших права профсоюзов) привела к дальнейшему охлаждению отношений между партийным руководством и массой рядовых лейбористов.

Как отмечал автор одного из наиболее глубоких и интересных исследований, посвященных лейбористской партии начала 80-х годов, П. Уайтли, число индивидуальных членов с конца 60-х годов уменьшалось в среднем на 11 тыс. в год и снизилось к началу 80-х годов до 250 тыс. человек. Количество активистов, т. е. тех, кто регулярно участвует в партийных делах, уменьшилось до 55 тыс. человек, причем, как указывал автор, особую тревогу вызывало быстрое снижение числа членов партии и активистов из рабочей среды 3.

Нарастание «исхода» рабочих физического труда из местных партийных организаций отмечалось в этот период и рядом других авторов. Согласно обследованию, проведенному в начале 80-х годов среди местных организаций г. Шеффилда, доля рабочих среди членов

[139]

партии составляла здесь 38 % (против 41 % в 1978 г., 46 % - в 1968 г., 52 - в 1958 г. и 71 % в 1948,г.) 4. По данным переписи 1971 г. удельный вес рабочих физического труда в самодеятельном населении города был равен 62 %.

То же обследование выявило резкое повышение доли представителей средних слоев в партийных организациях. Это относится в первую очередь к гуманитарной интеллигенции, занятой в общественном секторе (учителя, преподаватели вузов, работники сферы социальных услуг). При общем удельном весе в населении города, равном всего 10 %, их доля в членской массе составила 48 %. Что же касается массовых категорий «белых воротничков», на которых приходится 27 % городского населения, то их удельный вес среди членов партии оказался равным 14 % 5.

По сути дела к тем же выводам приходит и автор книги «Подъем и упадок левого лейборизма» Патрик Сейд, довольно подробно анализирующий изменения в социальном составе местных партийных организаций. Он различает три основные группы, из которых состояло новое поколение: занятые в государственном секторе лица интеллигентных профессий и служащие; боевые профсоюзные активисты из рабочего класса; «радикальные фенимистки». Как подчеркивается в книге, преобладали среди новых членов «активисты из среднего класса», составившие «важную часть политической базы левых лейбористов» 6. По данным П. Сейда, со второй половины 70-х годов приток новых членов в эти организации пошел настолько быстро, что стал несколько перекрывать отток «старых». Как и авторы обследования в Шеффилде, Сейд отмечает, что в ряде мест сохраняются организации с преобладанием рабочих. Однако, судя по всему, не эти организации делают теперь погоду в лейбористском движении, не они определяют его социальное лицо.

Этот вывод подтверждают также данные о составе делегатов ежегодной партийной конференции, приведенные еженедельником «Нью Стейтсмен» за 1980 г. Согласно этой публикации 7, рабочие составили всего 22 % делегатов, в то время как работники нефизического труда (около 60 % которых принадлежали к средним слоям)— 70 %. Конечно, многие представители средних слоев, и особенно лица интеллигентных профессий, являются выходцами из рабочих и выражают

[140]

их интересы. Не следует также забывать, что в лейбористскую партию вливалась лишь сравнительно небольшая, прогрессивно настроенная часть средних слоев, отнюдь не отражающая тех либерально-консервативных взглядов, которые характерны для подавляющего большинства представителей данной социальной группы. Это, кстати, одна из причин, почему нельзя интерпретировать изменения в индивидуальном членстве таким образом, будто они ведут или уже привели к превращению лейбористской партии в партию «среднего класса».

Судя по данным упомянутых выше обследований, от 15 до 25 % членской массы партии составляют представители массовых категорий «белых воротничков», объективно принадлежащих к рабочему классу. Однако, говоря об их социальном облике, нельзя не учитывать и того, что значительная их часть все еще продолжает в той или иной мере разделять психологию и мироощущение средних слоев 8.

К этому следует добавить, что среди актива лейбористской партии доля лиц интеллигентных профессий, по общему признанию, значительно выше, чем среди рядовых членов. Что касается последних, то участие многих из них в делах партийных организаций невелико, зачастую оно. сводится к уплате членских взносов.

Существенное и даже резкое увеличение удельного веса представителей средних слоев, интеллигенции в партии не в малой степени способствует дальнейшему снижению участия рабочих в деятельности ее местных организаций 9.

Хотя коллективное членство (через тред-юнионы) и не претерпело столь драматических изменений, в нем наблюдались аналогичные процессы «отчуждения» от партии. Они также ведут свое начало еще со второй половины 60-х годов, но особенно наглядно проявились в конце 70-х — начале 80-х годов. Как писал в 1984 г. известный исследователь британского лейборизма Л. Минкин, «роль тред-юнионов рабочих в синих воротничках уменьшилась и они зачастую практически отошли от участия в местной лейбористской политике» 10. Еще более категоричное (и не менее авторитетное) свидетельство такого же рода исходит от лейолейбористского деятеля П. Хейна. Он писал в том же 1984 году: «картина в целом такова, что профсоюзные

[141]

связи на местах (с лейбористскими организациями.— Авт.) существуют лишь на бумаге» 11.

Одновременно снизилась и общая политическая ангажированность участников профсоюзного движения. Если в начале 50-х годов в лейбористскую партию входили через профсоюзы свыше 60 % всех их членов, то в начале 80-х годов — уже 40 % (5,3 млн из 13 млн). Однако даже эти цифры не дают адекватного представления о действительной части членов профсоюзов, идентифицировавших себя в конце 70-х — начале 80-х годов с лейбористской партией. Показательно, что на выборах 1983 г. общее число голосов, поданных членами профсоюзов за лейбористов, оказалось на 2 млн меньше, чем количество уплачивающих политический взнос (т. е. входящих в партию на основе коллективного членства) 12.

Не удивительно, что стремясь «выбить из седла» лейбористскую партию, правительство М. Тэтчер провело в 1984 г. через парламент закон, в соответствии с которым во всех профсоюзах, имеющих политический фонд, необходимо было в течение года (с апреля 1985 г. по апрель 1986 г.) провести тайное голосование на предмет сохранения либо ликвидации этого фонда, идущего на финансирование лейбористской партии и дающего право вхождения в нее.

Глубокие изменения в членской массе партии сопровождались не менее существенными сдвигами в ее избирательном корпусе. В плане чисто количественном в 70-е и 80-е годы продолжалось общее снижение численности и доли голосов, поданных за партию на выборах. Еще на выборах 1974 г. был зарегистрирован рекордно низкий за весь послевоенный период уровень поддержки (11,5 млн против 12—14 млн на выборах 1945—1970 гг.)13. Однако на этом понижение не прекратилось. На выборах 1979 г. партия получила те же 11,5 млн голосов, но ее доля в общем числе принявших участие в голосовании избирателей снизилась до 37 % (с 40 % в 1974 г.).

Однако наиболее серьезный урон, обнаживший всю остроту проблемы сохранения массовой поддержки, лейбористы понесли на выборах 1983 г. Доля полученных ими голосов (28,3 %) оказалась самой низкой с 1918 года 14. Рекордно низким — всего 8,5 млн — оказалось и общее число полученных партией голосов. Среди избирателей в целом (т. е. всех имеющих право

[142]

голоса) партия собрала всего 20,1 % голосов 15. Таким образом, если на всех предшествовавших послевоенных выборах за партию, помимо «твердого ядра» ее сторонников, составляющего 7—8 млн человек 16, голосовало еще 3—5 млн тех, кто входил в зону ее притяжения, то на выборах 1983 г. эта зона практически исчезла.

Хотя итоги выборов 1987 г. оказались несколько более благоприятными для лейбористов, существенных изменений в ситуацию они не внесли. Партия получила 32,1 % голосов, т. е. намного меньше, чем в 1979 г. Число ее представителей в палате общин возросло с 209 до 229 17, однако это почти не повлияло на общее соотношение сил в парламенте, ибо завоевав 376 мест (против 397 в 1983 г.) консерваторы по-прежнему располагают надежным правительственным большинством.

Сказанное целиком и полностью относится и к более конкретным аспектам эволюции избирательной базы лейбористской партии, связанным с ее социальным составом. Уже выборы 1974 г. обнаружили значительное снижение приверженности партии со стороны традиционно наиболее надежного контингента ее сторонников — квалифицированных рабочих физического труда. Впервые за послевоенный период доля избирателей-лейбористов среди этой категории составила менее 50 % (48 в феврале и 49 в октябре). На выборах 1979 г. она снизилась до 45, а в момент выборов 1983 г. упала до небывало низкой отметки, составив всего 36 %. Довольно резко сократилась на этих выборах и доля голосовавших за лейбористов неквалифицированных рабочих (с 55 % в 1979 г. до 43 %) 18.

Детальные обследования, проведенные сразу после выборов 1983 г., обнаружили еще более глубокую дифференциацию избирателей из рядов рабочего класса. Так, среди рабочих — владельцев собственных домов доля проголосовавших за лейбористов оказалась равной всего 26 %. Среди рабочих, живущих на юге страны и занятых в основном в новых, не захваченных кризисом отраслях (36 % всех рабочих), она составила также всего 26 % 19. В общей сложности партия получила на юге лишь 22 % голосов и завоевала всего 36 (из 267) парламентских мандатов. По доле проголосовавших за нее избирателей она опустилась здесь на третье место после консерваторов (49 %) и партий Альянса либералов и социал-демократов (29 %) 20.

[143]

С немалыми трудностями столкнулась в рассматриваемый период лейбористская партия и в деле привлечения на свою сторону относительно новых отрядов трудящихся из числа «белых воротничков». Если во второй половине 60-х годов (т. е. на выборах 1966 и 1970 гг.) лейбористам удалось увеличить долю 21 голосовавших за них лиц этой категории с 16—24 % до 30 %, то в 1974 г. она вновь опустилась до 25, а в 1979 и 1983 гг. снизилась еще более 22 — соответственно до 21 и 17 %.

Только одна группа избирателей продемонстрировала относительную стабильность своих привязанностей к лейбористам — это их сторонники в так называемом среднем классе. Доля лиц данной категории, голосовавших за лейбористов, осталась примерно той же, что и в 60-е годы — т. е. немногим выше 10 % (12 - в 1974, И - в 1983 г ,) 23. В 1979 г. был зафиксирован своего рода рекордный уровень поддержки лейбористов со стороны лиц этой категории (18 %) 24.

Главной причиной такого увеличения явилось неприятие значительной частью интеллектуалов, воспитанных на традициях терпимости и социального консенсуса, так называемого нового торизма партии консерваторов, возобладавшего в ней после прихода М. Тэтчер к руководству партии в 1975 г. Снижение процента представителей «среднего класса», голосующих за лейбористов, до обычной «нормы» в 1983 г. объясняется отнюдь не тем, что они смирились с тэтчеризмом, а переходом некоторой их части к социал-демократам, отколовшимся от лейбористов.

На выборах 1987 г. лейбористы несколько укрепили свои позиции среди отдельных групп электората. С 25 % до 32 возросла доля проголосовавших за них рабочих-владельцев собственных домов, с 17 до 21 — служащих и с 11 до 14 % — избирателей из «среднего класса» 25. Однако доля голосовавших за них квалифицированных рабочих осталась той же, что и в 1983 г. (36 %) 26. Основной прирост поданных за партию голосов произошел за счет беднейшей части населения (с 43 % в 1983 г. до 48% в 1987 г.) 27. В результате такого распределения электората сложилась не просто диспропорция в соотношении голосов, но и крайне опасная для лейбористов концентрация основного контингента их избирателей в наименее перспективных с точ-

[144]

ки зрения их социально-экономического и политического положения слоев и групп населения.

Сопоставляя изменения в электорате со сдвигами в социальном составе членской массы -лейбористской партии, нельзя не видеть определенных общих моментов, наблюдающихся и там, и здесь. Прежде всего сохранение наиболее прочных партийных привязанностей в двух, довольно далеко отстоящих друг от друга, социальных категориях: у находящихся в наиболее затруднительном положении групп «традиционного» рабочего класса и у прогрессивно настроенной интеллигенции. Внутри партии эта социальная дистанция нашла свое отражение и в чисто организационном плане: прибежищем для первой категории оказались, в основном, профсоюзы, для второй — местные партийные организации.

Пожалуй, наиболее важный вопрос, который встает в связи с отмеченными выше изменениями в социальной базе лейборизма,— каковы те причины, которые обусловили ослабление поддержки партии со стороны значительной части их традиционной социальной опоры — квалифицированных рабочих? Выше уже упоминалась одна из этих причин, а именно: разочарование рабочих в способности партии, ее руководства реализовать проекты социально-экономических реформ, оздоровления экономики страны.

Это общее положение нуждается, однако, в пояснении. В связи с объективной социально-экономической ситуацией в стране, с резким сокращением и до того весьма ограниченных резервов социального маневрирования, лейбористские правительства, будучи не в состоянии идти навстречу требованиям всего рабочего класса, пошли по линии уступок тем его категориям, которые оказались в наиболее трудном положении. Тем самым, само того не желая, лейбористское руководство способствовало углублению процессов размежевания в рядах своих сторонников.

Довольно резко возросшее в 70-е годы бремя налогов и инфляции в сложившихся условиях затронуло в первую очередь относительно высокооплачиваемые категории рабочего класса, которые, пожалуй, впервые за послевоенный период почувствовали, что они скорее проигрывают, чем выигрывают материально от пребывания у власти «своего», лейбористского правительства. Создавшаяся таким образом дифференциация как

[145]

бы накладывалась на другое, более глубокое размежевание в рабочем классе, порождавшееся теми структурными и социально-психологическими сдвигами, которые претерпевал и претерпевает британский (и не только британский) рабочий класс и о котором уже шла речь в первой главе.

Происходившее в 50-х — 70-х годах переселение значительной части жителей традиционных рабочих районов в пригороды не в малой степени способствовало «сужению» традиционных сфер влияния лейборизма. На месте некогда жизнеспособных рабочих кварталов с прочными социальными связями, специфически рабочей субкультурой, дееспособными лейбористскими организациями сплошь и рядом образовались находящиеся в запустении или полузаброшенном состоянии территории, населенные выходцами из азиатских, африканских и карибских стран Содружества, лицами, перебивающимися случайными заработками или не имеющими работы вообще, семьями без «кормильца», живущими на скудные пособия, случайными людьми. Что же касается перебравшихся в пригороды рабочих (как правило, в собственные, приобретенные в рассрочку дома), то, попав в новую социальную среду, они если и не растворились в ней, то не смогли противопоставить ей собственную «контркультуру». Старые связи (социальные и политические) оказались резко ослабленными, и это, естественно, не могло не сказаться на влиянии партии в рабочем классе.

Критическая ситуация, возникшая в лейбористской партии в связи с указанными сдвигами в ее традиционной массовой базе, усугублялась тем, что происходивший одновременно рост числа занятых в новых, наукоемких отраслях промышленности, а также в сфере услуг практически мало что давал лейбористам для компенсации тех потерь, которые они несли в «старом» рабочем классе. Условия труда и быта значительной части так называемого «нового рабочего класса» весьма существенно отличались от тех, которые характерны для традиционных его отрядов, и лейбористская партия, по крайней мере в тот, критический для нее период 1979—1983 гг. мало что делала для того, чтобы привлечь «новых рабочих» на свою сторону.

Выборы 1983 г., результаты которых произвели поистине шоковый эффект и на партийное руководство и на партию в целом, поставили во главу угла задачу

[146]

 укрепления массовой базы партии, прежде всего — ее связей с профсоюзами. К этому же вынуждал лейбористов и упомянутый выше закон 1984 г., призванный нанести решающий удар по этим связям.

Были предприняты серьезные усилия, нацеленные на обновление идейно-политической и социально-экономической платформы партии, укрепление единства ее рядов.

Наиболее серьезный успех был одержан в борьбе за сохранение и упрочение связей с профсоюзами. В ходе развернутой партией и входящими в нее тред-юнионами широкой кампании, нацеленной на срыв планов тори добиться отказа тред-юнионов от политических фондов, ее инициаторам и организаторам удалось убедить основную массу членов профсоюзов, что «деполитизация» тред-юнионов приведет лишь к дальнейшему укреплению позиций консерваторов, поощрит их на новые антирабочие и антипрофсоюзные меры. Очевидно, однако, что никакая кампания не смогла бы в столь короткий срок произвести переворот в сознании профсоюзных масс, если б одновременно не сработал своего рода инстинкт самосохранения, понимание грозившей опасности.

В ходе голосования, закончившегося к маю 1986 г., все профсоюзы, входящие в лейбористскую партию, подавляющим большинством голосов высказались за сохранение «политических фондов» и, соответственно, существующих связей с лейбористской партией. Средняя доля членов профсоюзов, проголосовавших за такое решение, оказалась равной 83 %, что более чем вдвое превышает удельный вес тех, кто, согласно проведенным в 1984 г. опросам, был готов тогда голосовать за сохранение «политических фондов» 28. О росте заинтересованности профсоюзов в укреплении связей с лей-бористской партией свидетельствует повышение численности и удельного веса членов профсоюзов, входящих в партию: с 5,3 млн (40 %) в 1981 г. до 5,8 млн (54 %) в 1986 г. 29

Однако вряд ли оба эти момента можно интерпретировать как глубокий переворот в сознании профсоюзных масс, как свидетельство того, что проблема укрепления связей лейбористской партии с профсоюзами утратила остроту. Ни в коем случае нельзя сбрасывать со счетов элемент политической конъюнктуры, необычности создавшейся ситуации.

[147]

Кроме того, остается и другая, гораздо более сложная проблема приобщения к партии относительно новых отрядов трудящихся, которые гораздо в меньшей степени организованы в профсоюзы. И хотя, судя по некоторым данным, и тут определенный прогресс налицо, качественных сдвигов здесь пока что не произошло.

Главная проблема, с которой продолжают сталкиваться лейбористы в своих попытках укрепить социальную базу партии — это заметно возросшая в 70-е и 80-е годы ее дифференциация. Отсюда — трудности выработки подхода, который мог бы импонировать как традиционным, так и новым отрядам трудящихся. Значительно возросла также важность субъективного фактора, т. е. той идейно-политической активности, которая развертывается и в низах, и в «верхах» партии, на обоих ее флангах и в «центре». Эта активность не только самым непосредственным образом воздействует на социальную опору партии, укрепляя или, наоборот, расшатывая ее, но и сама, в свою очередь, во многом определяется процессами, идущими в массовой базе.

[148]