1. Австрийский позитивизм и австромарксизм — антиподы или...?

1. Австрийский позитивизм и австромарксизм — антиподы или...?

Примечательный факт, если судить о логическом позитивизме 1 Венского кружка и об австромарксизме только по публикациям прошлых десятилетий, может показаться, что ничего общего, кроме, пожалуй, места и времени существования, у них нет и быть не может.

В самом деле, Венский кружок традиционно изображается как достаточно узкое объединение интеллектуалов, озабоченных исключительно внутренними делами науки, главным образом методологией естественнонаучного познания. Авторы работ о кружке не преминут подчеркнуть, что на его заседаниях никогда не поднималась теоретические проблемы обществоведения, не говоря уж об обсуждении политических вопросов. Наоборот, австромарксизм предстает со страниц монографий и статей как «чистая политика», как свод предельно конкретных теоретических тезисов, непосредственно воплотившихся в практику политической борьбы.

Далее, на основании того, что участники Венского кружка резко отмежевывались от вненаучных «идеологий», комментаторы обыкновенно говорят об идеологической нейтральности неопозитивизма, о стремлении устраниться от идеологической борьбы вообще, встать вне ее, «выше». Различие в данном вопросе между марксистской и немарксистской историко-философской литерату-

[6]

рой до сих пор состояло лишь в том, что такая «деидеологизированность» логического позитивизма оценивалась в первом случае резко негативно, как скрытая буржуазность, а во втором — воспринималась как должное, как естественная для подлинного ученого позиция. Однако и в том, и в другом случае сам факт отрешенности логического позитивизма от современной ему политической и идеологической борьбы не ставился под сомнение. Приведем, к примеру, характеристику неопозитивизма в издании, само назначение которого — фиксировать устоявшийся в нашей литературе взгляд на проблему— в Энциклопедическом словаре: «Уход от жизненно важных социальных и идеологических проблем, обосновываемый концепцией деидеологизации философии, абсолютизации логической и языковой проблематики, вызывает падение популярности неопозитивизма» 2.

Напротив, австромарксизм изображается как идеология, порой даже готовая пожертвовать верностью собственным принципам, чтобы наиболее полно использовать возможности конкретной политической ситуации. Это идеология не просто связанная с жизнью, а порой сливающаяся с ней до неразличимости, до утраты всякой дистанции, необходимой для критического взгляда.

Наконец, как уже было сказано, в советских и некоторых зарубежных публикациях неопозитивизм толкуется как философия буржуазная 3. Наоборот, австромарксизм представляется в качестве идеологии, нашедшей широкую поддержку в рабочей среде. Это идеология рабочей партии, которая при всей оппортунистичности многих практических шагов признала в Линцской программе 1926 г. необходимость диктатуры пролетариата в случае обострения классовой борьбы, а также попыталась дать вооруженный отпор австрийскому фашизму.

Стало быть, логический позитивизм и австромарксизм — антиподы? С одной стороны, буржуазная философия, развивавшаяся узким кругом интеллектуалов, с головой ушедших в «чистую науку» и намеренно отрешившихся от современной идейно-политической борьбы. С другой — идеология массовой и влиятельной рабочей партии, вплетенная в ее живую практическую деятельность. Что может быть между ними общего?

Такое представление о неопозитивизме как чисто сциентистской философии, «чистой науке», и об австромарксизме как «чистой политике» сохранялось в литературе почти четыре десятилетия, пока вдруг не было подвергнуто серьезному сомнению. Причиной тому послужило появление в последние годы в зарубежных исторических и историко-философских изданиях (главным образом в австрийских) практически неизвестных ранее сколько-нибудь широкому читателю материалов, в которых освещаются, с одной стороны, общественно-политическая деятельность и культурно-про-

[7]

светительская работа членов Венского кружка, а с другой — философско-теоретические искания австромарксистов. Материалы эти не могут быть втиснуты в рамки устоявшихся интерпретаций австромарксизма и логического позитивизма, они заставляют вернуться к, казалось бы, достаточно исследованным темам, чтобы существенно скорректировать само видение их.

Чтобы не быть голословными, приведем здесь, дабы не предварять последующего изложения, лишь несколько свидетельств. Каждого из них в общем-то было бы вполне достаточно для того, чтобы заронить сомнение в точности и полноте сегодняшних представлений о логическом позитивизме, австромарксизме и их соотношении.

В июне 1975 г. профессор Р. Халлер и доктор X. Рутте из Института философии университета г. Граца 4 взяли интервью у 68-летнего доктора Хайнриха Найдера — единственного из участников Венского кружка, жившего тогда в Австрии. X. Найдер регулярно присутствовал на еженедельных заседаниях и плодотворно участвовал в работе кружка на протяжении восьми лет (по его собственным словам, именно он впервые предложил Р. Карнапу идею физикализма) 5. Интервью показало, что X. Найдер был хорошо информирован о всех аспектах деятельности кружка и даже о личной жизни большинства ведущих его участников, к тому же он отличался просто незаурядной памятью.

Обратим внимание на отрывок этой беседы, где речь зашла о так называемом союзе «Эрнст Мах», который был создан некоторыми ведущими участниками Венского кружка для широкой пропаганды своих идей:

«Рутте: Какие цели имел Союз «Эрнст Мах»?

Найдер: Союз «Эрнст Мах» был, по моим ощущениям, кружком для обучения партийных функционеров. Именно это и приводило в раздражение Шлика.

Рутте: Но ведь он же руководил им?

Найдер: Да, я знаю, руководил — для внешнего прикрытия: ведь после 1934 г. союз был распущен, и тут Шлик сказал: «Вот протест, заявление, мы обратимся с ним. Это необходимо сделать, а то они (правительство Дольфуса. — Авт.) скажут, чего доброго, что это была социалистическая организация».

Халлер: Во всяком случае, к моменту издания «Научного миропонимания» Шлик был даже председателем. А затем — Хан, после этого — Воколек, окружной школьный инспектор. А секретарем был Нейрат...

Рутте: Стало быть, это было объединение свободомыс-

[8]

лящих с марксистским уклоном?

Найдер: Простите, но доказать этого нельзя. Туда входили многие функционеры Союза Свободомыслящих и многие социал-демократические функционеры. Функционеры разного рода, учителя народных школ, школьные инспектора...» 6

Один лишь этот отрывок из интервью, опубликованного в 1977 г., ставит целую массу вопросов. Что заставляло, например, Морица Шлика, официального лидера Венского кружка, «приходя в раздражение», председательствовать тем не менее на заседаниях союза «Эрнст Мах», готовившего социал-демократические партийные кадры, да еще вместе с секретарем союза Отто Нейратом, к которому М. Шлик испытывал острую неприязнь? Чтобы ответить на такие вопросы, нужно разобраться во всех тонкостях и противоречиях отношений в Венском кружке, в истории его возникновения, связи с социал-демократией и австромарксизмом. Но для этого с самого начала следует расстаться с образом Венского кружка как аполитичного и оторванного от общественной жизни объединения сторонников «чистой науки».

Этот образ сформировался в послевоенные годы, когда было сделано очень многое для того, чтобы представить венский позитивизм как нечто академическое, всецело замкнутое на сциентистских проблемах, и тем самым заставить забыть о сотрудничестве австромарксистов и неопозитивистов. Зато в последние годы, пытаясь восстановить искаженную истину и споря с теми, кто создавал такой деидеологизированный образ Венского кружка, некоторые историки философии, так сказать, перегибают палку в обратную сторону. Приведем отрывок из аналогичного интервью В. Крафта, профессора Венского университета, историка, участника Венского кружка, написавшего после войны книгу о нем с достаточно консервативных позиций. Вопросы Виктору Крафту задавали исследователи из Института философии г. Граца К. Ахам, И. Гечль, П. Пайер и X. Рутте:

«Ахам: Какою была в политическом отношении позиция Нейрата и вообще позиция Венского кружка? Ведь так долго, еще даже и при министре просвещения Дриммеле пример Нейрата настолько возводили в абсолют, что заявляли, будто Венский кружок был в конечном счете коммунистической организацией. Ну, о Нейрате известно, что у него были соответствующие симпатии, а об остальных известно, что они симпатизировали социал-демократическому движению, Как выглядел политический спектр Венского кружка?

Крафт: Это можно сказать совершенно определенно. Я,

[9]

выступая в одном из журналов против Динглера, который обвинил Венский кружок в социализме, констатировал, что это обвинение вовсе не соответствует истине, что, конечно, Нейрат и некоторые другие были социалистами...

Рутте: ...я полагаю, также и Карнап...

Крафт: Да, но Шлик, например, вовсе не был социалистом, и я также не знаю, был ли им Карнап...

Рутте: ...я полагаю, Нейрат был коммунистом, а Карнап был социалистом» 7.

Диалог полон скрытой борьбы. Виктор Крафт пытается полностью отрицать связь Венского кружка с политикой, используя проверенный аргумент: да, отдельные представители кружка стояли на левых политических позициях, но кружок в целом был аполитичной организацией, поскольку в нем политические проблемы не обсуждались. «Проверенным» этот аргумент является потому, что именно таким образом участники Венского кружка обыкновенно защищались от обвинений в «коммунизме» или «социализме», раздававшихся справа. Именно этим, в частности, М. Шлик обосновывал свой протест против закрытия в 1934 г. союза «Эрнст Мах», доказывая, что он был чисто просветительской, совершенно аполитичной организацией.

После второй мировой войны министром просвещения в Австрии стал уже упоминавшийся Дриммель, яростный ревнитель католических ценностей. Он заявил: «Позитивизм — все равно что коммунизм» 8 и сделал все, что в его силах, чтобы воспрепятствовать возрождению неопозитивистской традиции в стране. Поэтому было бы наивным удивляться тому, что Виктор Крафт, который после войны был профессором Венского университета, в своей известной книге о Венском кружке 9 попытался отмежеваться от обвинений этого объединения (и себя как его участника) в политической левизне. Даже в процитированном интервью он не преминул еще раз подчеркнуть свою отстраненность от кружка, напомнив, что Отто Нейрат, все время пытавшийся представить Венский кружок как четко оформленную организацию и составлявший списки ее членов и «сочувствующих», его, Крафта, отнес лишь к числу последних 10. К этому следует добавить, что книга В. Крафта, в которой отстаивалась версия аполитичности кружка, считалась на протяжении очень долгого времени чуть ли не самым авторитетным источником сведений о венском неопозитивизме как описание, данное очевидцем и участником события.

Видимо, именно поэтому X. Рутте проявляет максимум настойчивости, иногда даже намеренно заостряя вопросы, чтобы в конечном счете буквально вырвать у В. Крафта политическую оценку деятельности кружка:

[10]

 «Крафт: Да, это так, пожалуй, часть (участников кружка) занимала четко выраженные политические позиции, однако весь кружок в целом был полностью чужд политики. Это была только личная позиция отдельных членов, но не в целом...

Рутте: Разве нельзя, несмотря на это, сказать, что научное миропонимание часто комбинируется с либерализмом или социализмом в политических убеждениях?

Крафт: Тут Вы правы. Все направление Венского кружка в целом, естественно, было в политическом отношении неудобным или таковым, что воспринять его правильно или полностью могли только люди с левыми убеждениями. Потому что ведь, к примеру, отрицание метафизики всегда было поперек горла консервативным кругам. И в этом отношении Венский кружок был движением левоориентированных мыслителей, вследствие чего он был немедленно запрещен национал-социалистами. Но политика сама по себе как таковая никогда не играла никакой роли в дискуссиях, никогда не было и речи о том, чтобы делать политические выводы или использовать политические аргументы, разговор всегда был чисто предметным» 11.

Отметим один крайне важный момент. X. Рутте, натолкнувшись на стойкое отрицание В. Крафтом какой бы то ни было политической ориентации Венского кружка, требует признать хотя бы очевидную корреляцию: научное миропонимание, как называли свою философию участники Венского кружка, часто сочетается с левыми политическими убеждениями (позже мы еще увидим, насколько это наблюдение верно). Но Виктор Крафт в ответ делает признание значительно более важное! Он признает, что речь идет не о случайном совпадении, а о некоей закономерности. Он утверждает, что понять «правильно или полностью» философскую линию Венского кружка может лишь человек с левыми политическими взглядами.

Отрицание метафизики, теория познания логического позитивизма в целом существенно связана, таким образом, с левыми политическими убеждениями!

Обоснованию этой мысли и будет посвящена значительная часть нашей работы. Правда, мы не будем впадать в крайности, то отлучая участников Венского кружка от политики, то объявляя их поочередно коммунистами, социалистами, либералами. Нам предстоит доказать, что с философией венского позитивизма связана вполне определенная политическая позиция (вернее, различным оттенкам

[11]

этой философии соответствуют и политические позиции различных оттенков). Затем, естественно, нам нужно выяснить, в каком отношении эти левые позиции находятся к австромарксизму. Такова первая группа проблем, которые нам предстоит решать.

И еще одно свидетельство. В предисловии к сборнику теоретических произведений австромарксистов по общественным наукам, подготовленному и выпущенному в свет историком из Граца Г. Моцетичем в 1983 г., приводится ответ Отто Бауэра на вопрос о том, что такое австромарксизм (1927 г.):

«Впервые мы услышали это слово за несколько лет до войны (первой мировой. — Авт.) из уст одного американского социалиста, Луи Будена, потом оно довольно быстро привилось. Австро- марксистами тогда называли группу молодых, активно занимавшихся наукой австрийских товарищей: наиболее известными среди них были Макс Адлер, Карл Реннер, Рудольф Гильфердинг, Густав Экштайн, Отто Бауэр, Фридрих Адлер. Объединяло их не какое-то, скажем, особое политическое направление, а сама специфика научной деятельности. Все они сформировались в то время, когда люди типа Штаммлера, Виндельбанда, Риккерта боролись против марксизма, используя философские, аргументы, потому эти товарищи ощущали потребность вступить в спор с современными философскими течениями. Если Маркс и Энгельс вышли из Гегеля, более поздние марксисты, - из материализма, то еще более молодые а в с т р о м а р к с и с т ы вышли отчасти из Канта, отчасти из Маха. С другой стороны, эти более молодые австромарксисты вынуждены были полемизировать в австрийских высших школах с так называемой австрийской школой политической экономии, и спор этот повлиял на метод и структуру их мышления. И, наконец, все они вынуждены были научиться в ветхой, потрясаемой национальными битвами Австрии применять марксистское понимание истории к сложным, не поддающимся поверхностно-схематическому применению Марксова метода явлениям» 12.

Как видим, сам Отто Бауэр, в отличие от подавляющего большинства авторов комментаторских работ, вовсе не толкует австромарксизм как «чистую политику» либо как прикладную доктрину поверхностно-пропагандистского характера. Приоритеты расставлены здесь вполне однозначно: австромарксизм есть прежде всего философия, затем политическая экономия, и наконец, применение теории к практике, приложение марксистского понимания истории к сложнейшим в своей конкретности историческим ситуациям.

Сразу же отметим один принципиальный момент. Как свидетельствует О. Бауэр, от Маркса и Энгельса австромарксисты наследуют только лишь понимание истории (о том, как они толкуют марксистское понимание истории, разговор впереди), но никак не философское учение о мире и познании. Пока констатируем, что

[12]

данное понимание, по мнению Бауэра, может соединяться с самыми различными онтологическими и гносеологическими учениями. У самих Маркса и Энгельса их концепция истории сочеталась с гегельянством, у более поздних марксистов, например, у Плеханова и Ленина — с материализмом (имеется в виду французский материализм XVIII в.). А вот у австромарксистов марксистское понимание истории сочетается с философскими идеями Канта и Маха.

Пожалуй, читатель может сделать на основании слов О. Бауэра скоропалительный вывод о том, что для австромарксистов совершенно безразлично, с каким философским учением о мире и познании соединяется марксистское понимание истории. Это не так. Логика их рассуждений примерно такова. Марксистское понимание истории — вершина развития социальных наук. В области онтологии и гносеологии, однако, ни К. Маркс, ни Ф. Энгельс, ни В. И. Ленин такого уровня не достигли. Они остались в плену старых метафизических спекуляций, чисто умозрительных конструкций — в этом отношении между гегельянством и французским материализмом разницы нет. Поэтому теперь требуется дополнить марксистское понимание истории столь же совершенной, основанной на современных научных данных философией. Это модернизированное кантианство и махизм.

Итак, И. Кант и Э. Мах объявляются духовными предтечами австромарксизма, его философии. Но ведь те же философы считаются в числе других идейными предшественниками логического позитивизма! В случае с Махом это достаточно очевидно: комментаторы прямо называют его учениками несколько членов Венского кружка 13. Что касается Канта, то тут дело обстоит сложнее; вспомним, впрочем, о его программе отделения естествознания от метафизики или о том, что ранний Л. Витгенштейн, автор детально обсуждавшегося в Венском кружке «Логико-философского трактата», несомненно испытал влияние И. Канта (сопоставим хотя бы «вещь-в-себе» кенигсбергского мыслителя и «невыразимое в языке», «невысказуемое» Л. Витгенштейна) 14.

Итак, найдена еще одна точка соприкосновения логического позитивизма и австромарксизма. Это общность идейных источников их философии. Правда, философские взгляды австромарксистов и неопозитивистов различаются, но не более, чем два ответвления от мощной австрийской традиции эмпиризма. А потому начать рассмотрение все же следует именно с нее.

[13]