Энвер Ходжа. Некоторые соображения о баллыстском «декалоге» Мао Цзэдуна.

ВТОРНИК
28 ДЕКАБРЯ 1976 г.

НЕКОТОРЫЕ СООБРАЖЕНИЯ О БАЛЛЫСТСКОМ «ДЕКАЛОГЕ» МАО ЦЗЭДУНА

Китайские ревизионисты во главе с группой Хуа Го-фэна, захватившего власть в Китае путем военного путча, опубликовали в текущей неделе документ Мао Цзэдуна, речь из десяти пунктов („О десяти главных соотношениях"), произнесенную им на расширенном заседании Политбюро Центрального Комитета в апреле 1956 года.

Этот документ написан до VIII съезда Коммунистической партии Китая, на котором отчетный доклад зачитал Лю Шао- ци. Доклад был ревизионистского содержания. Мы, присутствовавшие на съезде, удивились тому, как мог быть зачитан такой доклад и особенно удивляемся тому, как он не был осужден, по крайней мере, позднее, вместе с Лю Шао-ци, который был ликвидирован. В этом докладе VIII съезду вопросы толковались согласно идеям Мао Цзэдуна, так что и после Культурной революции его считали правильным. Это подтверждается десятью пунктами баллыстского „декалога" Мао, составляющими его стратегию и его немарксистское, эклектическое мировоззрение.

Эти десять пунктов были написаны и выдвинуты Мао после XX съезда Коммунистической партии Советского Союза, где ревизионист и ренегат Хрущев обрушился на марксизм-ленинизм, оклеветал Сталина и облил его грязью. Этим Мао выступил с инициативой, которая, быть может, была согласована с хрущевцами. Так оно и было. Мао был поставлен в известность Хрущевым о его ревизионистских идеях и о его будущих действиях. Мао был согласен с Хрущевым, о чем он публично заявил на московском Совещании 1957 года, где он превознес Хрущева, обрушился с нападками на Сталина и одобрил ликвидацию Хрущевым „антипартийной группы Молотова и его компании". Этим Мао оказал содействие Хрущеву. Он был согласен с линией XX съезда, он был против Сталина. VIII съезд Коммунистической партии Китая был согласован с хрущевцами, ибо оба „кума" были одержимы одинаковыми идеями. Конечно, Хрущев также дал Мао много обещаний, однако он не выполнил их, он лишь надул его, чтобы вывернуться.

Мао стремился помочь не Хрущеву, а самому себе, ибо он задавался целью сделать Китай главным руководителем коммунистического мира, а ему самому, Мао, занять место Сталина, которого считали уже зарытым землею. Мао решительно добивался гегемонии.

Со своей стороны Хрущев стремился поставить в строй Мао Цзэдуна и держать его под своей властью, однако вмешалась Албанская партия Труда, которая выступила в защиту марксизма-ленинизма и Коммунистической партии Китая. В Бухаресте вспыхнул огонь полемики, которую Албанская партия Труда „пулеметными очередями" продолжила на совещании 81 партии в Москве. Мао стоял за тушение этого огромного пожара, он был против полемики. Он был за совещания, за социал-демократические сделки, ибо он сам был социал-демократом, оппортунистом, ревизионистом. Однако Мао не удалось потушить огонь и прекратить полемику, и, поняв, что он не смог установить свою гегемонию, изменил позицию. Мао кое-как стал „более прочно" на антисоветские позиции, и в этом он, внешне, соприкасался с нами, последовательно борющимися с хрущевским ревизионизмом. Но и в то время он лелеял надежды на сближение с хрущевскими ревизионистами. Китайские руководители приложили усилия к этому, но мы выступили против.

Когда Хрущев был низложен, у Мао возродились надежды. Он послал Чжоу в Москву, предложил и нам поехать туда, но мы решительно отказались. Это было фиаско для Мао Цзэдуна. Тогда он, бросив стратегию борьбы на двух фронтах, повернулся лицом к Соединенным Штатам Америки. Многочисленные встречи китайского и американского послов в Варшаве подготовили почву для поездки в Китай Киссинджера, а за ним и Никсона.

Пролетарская революция кончилась чепухой на постном масле. Она осталась на полпути, или, вернее, укрепила личные позиции Мао Цзэдуна. Левые „одним ударом были ликвидированы" правыми с Хуа Го-фэном во главе. Итак, ревизионистская линия Мао одержала верх, вышел в свет „декалог", подходящий для правых. В этом „декалоге" совершенно не говорится о мировой революции, о диктатуре пролетариата, о классовой борьбе и о помощи свободолюбивым народам, борющимся за свое освобождение.

Этот документ служит зеркалом ревизионистских идей Мао, который выступает за мирное сосуществование и с Соединенными Штатами Америки, хотя он и совершенно не упоминает о них. Я бросаю беглый взгляд на этот документ, однако его надо глубоко проанализировать.

Что касается антимарксистских, прагматических, либеральных, путчистских и полных зигзагами идей Мао Цзэдуна, Чжоу Энь-лая, Дэн Сяо-пина, Хуа Го-фэна и других китайских ревизионистов, то нам нечего удивляться. Эти их идеи — старые, пятидесятилетние идеи, идеи, переплетенные с идеализмом и мистицизмом, окрашенные красной краской, которая выцветает от солнца марксизма-ленинизма.

Одной из главных целей этого „декалога" Мао было установление грани между ним и Сталиным, между социалистическим строительством в Советском Союзе и идеологией, руководящей строительством социализма в Китае. Другими словами, марксистской теории Мао Цзэдун противопоставляет свои идеи, „маоцзэдунъидею", как китайцы называют ныне эти так называемые „одинаковые с основной теорией марксизма-ленинизма" мысли, которые на самом деле являются ее противоположностью.

Еще в 1913 году Ленин предвидел деятельность антимарксистов, кто бы они ни были — Мао, маоисты и др., когда в своем произведении „Исторические судьбы учения Карла Маркса" он писал, что:

„Диалектика истории такова, что теоретическая победа марксизма заставляет врагов его переодеваться марксистами" 1.

Как видно из этого „декалога", по многим принципиальным вопросам Мао Цзэдун давно шел вразрез с революционной теорией и практикой марксизма-ленинизма. Как явствует из „декалога", еще во время „Великого похода", еще в Яньани, он придерживался антимарксистских взглядов на гегемонию рабочего класса и проповедовал руководящую роль крестьянства в революции. И ныне так называемый третий мир Мао считает „центром и руководящей силой революции", отрицая тем самым руководящую роль международного пролетариата. Своими антимарксистскими взглядами, находящими свое отражение и в этом „декалоге" и выкристаллизовавшимися в разгаре китайской освободительной войны, Мао не только упускает из виду классовую борьбу, но и открыто проповедует ее прекращение.

Итак, эти реакционные и антиреволюционные положения Мао зафиксированы и в „декалоге" 1956 года. В его произведениях в 4 томах не найдешь таких явно антимарксистских и антиленинских положений. По-видимому, Мао Цзэдун был эклектиком, замаскированным ревизионистом, сорвавшим с себя маску только тогда, когда договорился с хрущевскими ревизионистами развенчать ленинизм и опорочить Сталина. Под маской марксизма-ленинизма Мао Цзэдун провозгласил свою псевдомарксистскую теорию, считая, что эта „теория" „отныне будет руководить мировым пролетариатом и революцией". Вот почему „маоцзэдунъидея" носит обманный, тщеславный характер, вот почему она направлена на опорочение марксизма-ленинизма.

„Маоцзэдунъидея" руководила и „Великой пролетарской культурной революцией", противопоставив ее Великой Октябрьской социалистической революции, которая, по мнению Мао, была „преодолена" и „устарела" вместе с теорией Маркса и Ленина. Наступили другие времена, так что, по его мнению, понадобилась „новая теория для марксизма" и такой „теорией" явилась „маоцзэдунъидея". Это есть теория современного ревизионизма, которая, как и хрущевская, прикрывается ленинской маской. Обе эти разновидности современного ревизионизма одного поля ягоды, но дело в том, какая из них одержит верх, ревизионистская разновидность Хрущева или Мао, невзирая на то, что обе они сходятся в одном — обе они направлены против марксизма. В этом соперничестве речь идет о том, которое из великих государств возьмет верх над другим, которое из них будет вершать закон.

На этом пути оба они взялись за опорочение гениального дела Сталина. Хрущевцы чего только не выдумали против Сталина, а Мао воспользовался опорочением Сталина, собрал данные, которые нужны были ему, чтобы прикрывать свою ревизионистскую линию, превознести ее до небес как марксистско-ленинскую и лучше замаскировать себя, чтобы одержать верх над хрущевцами. Мао заявил, что 30 процентов дела Сталина — ошибочно, а 70 процентов — положительно. Искусный мастер балансов! Он взвесил дело Сталина с той точностью, с которой взвешивают помидоры в поле!!

В первом пункте „декалога" Мао Цзэдуна излагается антимарксистское положение о том, что преимущество нужно отдавать легкой промышленности и сельскому хозяйству, а не тяжелой промышленности. Мао Цзэдун обосновывает такое косыгинско-ревизионистское отклонение тем, что капиталовложения в тяжелую индустрию — большие и нерентабельные, тогда как индустрия конфет и туфель обеспечивает хорошие доходы, она более рентабельна. Что касается сельского хозяйства, то оно производит продукты питания для народа.

Антимарксистское положение Мао не двигает вперед, а сдерживает развитие производительных сил. Для того чтобы сельское хозяйство и легкая промышленность могли развиваться нужными темпами, надо развивать горнорудную промышленность, надо производить сталь, нефть, тракторы, поезда, автомобили, пароходы, надо создавать химическую промышленность и т.д. и т.п.

Развитие промышленности, по мнению Мао, представляет собой процесс кустарного характера. Легкая промышленность, за развитие которой ратует Мао, создается не только одними кирпичами, велосипедами, ситцем, термосами и веерами, хотя они, правда, могут приносить кое-какие доходы, но ведь люди, для того чтобы могли покупать эти товары, должны обладать покупательной способностью. В 1956 году Китай, как страна с большим народонаселением, характеризовался отсталой экономикой, и многие ее потребительские товары надо было продавать ценой ниже их себестоимости. Тогда производительность труда была невысокой.

В своем „декалоге" Мао критикует Сталина и экономическое положение в Советском Союзе. Однако „шила в мешке не утаишь". Действительность подтверждает, что в Советском Союзе за 24-25 лет со времени революции и до второй мировой войны, под руководством Ленина, а затем — Сталина, благодаря правильной политической линии была создана такая тяжелая промышленность, которая не только дала толчок вперед всей экономике первой страны социализма, но и позволила отразить нападение страшной военной машины гитлеровской Германии. А при экономической политике Мао, хотя с 1949 года и до наших дней прошло около 30 лет, как обстоит дело с промышленным потенциалом Китая? Он весьма отстает! И в этом, видите ли, виновна „четверка"! Нет, виновна не „четверка", а линия Мао, как это доказывают изложенные в „декалоге,, его взгляды.

А как мог обойтись великий социалистический Китай без тяжелой индустрии? Мао, несомненно, рассчитывал на помощь Советского Союза в создании тяжелой индустрии, в противном случае, он повернулся бы лицом к американским кредитам. Увидев, что Советский Союз не „внял" его просьбе, не оказал ему желанную помощь, Мао приступил к выплавке стали в печках, сооружавшихся вдоль бульварных тротуаров, или в минидомнах для плавления чугуна. Китай отставал, Китай остался без современной технологии. Китайский народ, правда, больше не бился, как раньше, из-за куска хлеба; однако дойти до утверждения о том, будто в 1956 году китайскому крестьянину жилось лучше, чем советскому колхознику, как это заявил Мао, в то время, когда фактически крестьяне Китая отставали, значит опорочивать дело коллективизации сельского хозяйства и социалистическое строительство в Советском Союзе времен Ленина и Сталина.

Мао Цзэдун с пренебрежением заявляет: „Что толку из разговоров о создании тяжелой промышленности? Надо обеспечить трудящимся средства к жизни". Иными словами, это хрущевская „теория гуляша". И в заключение, в „декалоге" Мао стремится доказать, что они не допускали ошибок, как допускал, мол, Советский Союз, или, вернее, (однако это он говорит не полным голосом) как допускали, мол, Ленин и Сталин. Но, в целях маскировки такого отклонения, он добавляет, что „нам надо развивать также и тяжелую промышленность, но больше внимания должны уделять сельскому хозяйству и легкой промышленности". Вследствие этой его точки зрения, которая проводилась в жизнь прагматически и благодаря которой Китай отстает, этой стране понадобятся десятилетия, понадобится срок вплоть до 2000 года, чтобы кое-как преодолеть отсталость... с помощью и посредством кредитов американского капитала, которые он обеспечивает себе благодаря новой стратегии. Не подлежит никакому сомнению, что Китай может опираться на свои собственные силы, он располагает огромными людскими силами, обладает также значительной экономической мощью, но он отстает из-за своей неправильной линии.

Во втором пункте „декалога" ставится и вопрос: где надо создавать промышленность, в приморских районах или вглубь

страны? Мао говорит, что „около 70 процентов всей нашей промышленности, легкой и тяжелой, было создано в приморских районах и только 30 процентов во внутренних районах. Такое неправильное деление есть результат истории". Понятно, эта промышленность была создана иностранцами, у которых были там свои концессии и которые добывали сырье во внутреннем Китае, а в приморье обеспечивали себе рабочих-рабов. Такому методу развития и придает значение Мао. Он подчеркивает, что и в будущем следует продолжать строить в приморье; при этом он строит нелепые расчеты, согласно которым на доходы одного объекта легкой промышленности они могут обеспечить средства, необходимые для того, „чтобы за четыре года построить три другие фабрики, или две, или одну, или хотя бы половину одной". Это похоже на теорию ревизиониста Кочо Ташко, который на первой партийной конференции в Лябиноте заявил, что мы „должны совершить кровопролитную, малокровную, или, возможно, совершенно бескровную революцию".

В связи с этим вопросом Мао приходит к выводу: „Создавать промышленность и вглубь страны, чтобы иметь ее и на случай войны".

Но откуда у него наступит война? Из Соединенных Штатов Америки, из Японии, или же из Советского Союза? Видимо, он в то же время думает, что война не грозит ему ни с какой стороны, особенно с моря, поскольку Мао рекомендует сооружать фабрики на побережье.

Мао, видимо, совершенно не думает над тем, каким образом можно сократить немножко народонаселение на Юге и Юго-востоке, чтобы заселить Север и Запад.

В третьем пункте „декалога" Мао Цзэдун определяет со-отношение между экономическим и оборонным строительством. Ясно, что он строит расчеты неправильно, поскольку говорит, что надо сократить расходы на оборону. По мнению Мао, Китай обладает обороной, более мощной, чем оборона Советского Союза периода до второй мировой войны.

Хрущев выдвинул положение о том, что Сталин якобы оставил Советский Союз незащищенным перед лицом гитлеровцев. К аналогичной клевете прибегает и Мао, восхваляясь тем, что благодаря самолетам и пушкам, которыми он располагал, (а также благодаря атомной бомбе, которую должен был передать ему Хрущев) оборона Китая была вполне обеспечена.

Факты показывают, что Китай отстал. Это следствие недооценки тяжелой промышленности, а также следствие опоры на других в деле укрепления оборонной способности, придерживаясь ошибочной военной стратегии. Ныне Китай передумывает касательно обороны и вместе с этим изменил и союзы. Он сблизился с американцами и приобрел у них современную военную технологию.

В этом же пункте „декалога" Мао определенно выступает за легкое вооружение, за платных китайских солдат (как при наемной армии) и за сокращение управленческого аппарата, относительно которого ничего не предпринято, наоборот, он превратился в рак для Китая. Это мы сами заметили в 1956 году, когда находились там; они сами сказали нам об этом: все бывшие чанкайшистские военные использовались в качестве оплачиваемых служащих.

В четвертом пункте „декалога" речь идет об отношениях между государством, производственными единицами и производителями. Конечно, такую организацию, такое организационное деление Китая мы никогда не понимали и не понимаем; мы не знаем каковы отношения между государством, производственными единицами и производителями. Китай может и должен иметь свою специфику, так как он обладает обширной территорией и является многонациональным государством, причем делится он не на республики, а на провинции. Нам было известно, что там существовал демократический централизм, но чтобы провинции не были наделены компетенциями в своей юрисдикции и чтобы фабрики и заводы не работали на основе хозрасчета, это нам и в голову не приходило. Мао говорит, что в Советском Союзе (понятно, времени Сталина) был установлен чрезмерный бюрократический централизм, и что советские республики были связаны по рукам. Мы не знаем, насколько это верно, но знаем то, что столько бюрократизма и централизма, сколько было в Советском Союзе, если не больше, было и есть ныне и в Китае. Однако Китай проводит линию на опорочение Советского Союза времени

Сталина, причем поступает подобно Хрущеву. Мао желает показать себя более умелым „марксистско-ленинским" организатором, однако своими поступками не идет ли он по пути титовского „самоуправления"?

В этом же пункте Мао отождествляет армию с государством, то есть, орудие государства он называет государством и ставит его даже над партией. В самом деле, как в старом, так и в современном Китае, армия играла решающую роль. Она поддерживала одну фракцию и ликвидировала другую.

Демократический централизм и экономическую независимость от центра Мао опошляет смехотворным и упрощенческим примером, поражающим тем, как этот „великий теоретик" объясняет с такой desinvolture 2 столь важный политический, идеологический и хозяйственно-организационный вопрос социализма?!

Говоря о крестьянстве — и это Мао делает в 1956 году, т.е. всего немного лет спустя после освобождения — он отмечает и подчеркивает, что колхозная и совхозная система в Советском Союзе есть фиаско, что там крестьяне облагаются непосильными налогами, что продукты закупают у них по низким ценам, и другие бедствия; что же касается Китая, то он едва ли не говорит, что крестьянству там живется в изобилии и счастливо, что там изобилие продуктов, цены низкие, государственное накопление небольшое. Странный анализ! Мы сами знали, каково было положение как в Советском Союзе, так и в Китае, ибо в те годы мы бывали в обеих странах, поэтому сказанное Мао не соответствует реальной действительности.

В этом пункте „декалога" анализ, которому Мао подвергает вопросы об отношениях между государством и сельским хозяйством, между коммунами и коммунарами, вопросы распределения доходов, проблему капиталовложений, вопрос о накоплении и жизненном уровне крестьянских коммун и города, нисколько не является марксистско-ленинским анализом, он не служит также ясной и объективной картиной положения, а лишь используется для демонстрирования мнимого „превосходства" китайского сельского хозяйства над советским. Хрущев прослыл „теоретиком сельского хозяйства", якобы призванным вывести его „из грязи, куда завел его Сталин". А Мао подражает этому кулаку и скупщику.

Этот столь важный вопрос Мао исчерпывает утверждениями о том, будто в Китае все идет благополучно; тяжелую промышленность он отодвигает на третий план, буржуазных фабрикантов интегрирует в социализм, так же он рекомендует поступать и с сельскими кулаками, с тем чтобы все налаживалось согласно его, маоистской, теории, которую он считает совершенно правильной, безукоризненной теорией. В действительности же эти идеи Мао идут вразрез с идеями Ленина и Сталина.

Нет лучшего доказательства мегаломании этого ревизионистского „классика", лучшего свидетельства того, что он опорочивает дело Ленина и Сталина.

В пятом пункте „декалога", в котором речь идет об отношениях между центром и местами, Мао Цзэдун указывает, каковы должны быть эти отношения. Конечно, это зависит от компетенций, которыми места в Китае наделены центром. Это связано с огромными и обширными территориями этой страны. В этом пункте Мао Цзэдун пишет, что нельзя следовать примеру Советского Союза, где все дела сосредоточены в руках центральных органов, зажимая инициативу местных органов, а надо стараться, чтобы последние самостоятельно управляли делами. Этим Мао хочет сказать, что союзные республики Советского Союза не имели никаких компетенций. Это блеф, это обман, ибо, как нам известно, советские республики имели свои планы экономического развития, планы развития своей промышленности, сельского хозяйства и т.д., которые, конечно, были тесно связаны и с центральными планами. Итак, утверждать, что республики в Советском Союзе, подобно провинциям в Китае, не имели компетенций, значит дискредитировать социализм, построенный там во время Сталина, значит стараться доказать, что организация, управление, идеология и политика Китая стоят выше, чем в Советском Союзе, что ленинская практика экономического строительства социализма в Советском Союзе, по мнению Мао, была неправильной, ибо, по его утверждениям, эту ленинскую практику извратил, мол, Сталин! Однако мы знаем, что Сталин верно проводил ленинскую политику в области экономики и идеологии, как и в организационной области. Не исключено, чтобы в ходе этой колоссальной работы и там были допущены ошибки. Сам Мао Цзэдун признает, что и в Китае допускались ошибки, однако, когда речь идет о Советском Союзе, он очень раздувает эти ошибки, преувеличивает их до того, что становится очевидным его стремление опорочить правильную систему социалистического строительства при Сталине.

Нелепо утверждать, что в Советском Союзе времени Сталина местные органы не проявляли инициативы. Не стремится ли этим Мао Цзэдун минимизировать и умалить роль демократического централизма и оправдать путь титовского „самоуправления"? Мы не забываем о том, каково мнение Мао Цзэдуна о Тито. Раз Мао Цзэдун утверждает, что Сталин ошибся по отношению к Тито, он одобряет методы „самоуправления" югославской экономики, то есть методы титовского ревизионистского „самоуправления". Такое „самоуправление" Мао намеревается постепенно внедрять и в Китае. Он не забывает говорить и о специфике. Интересны заявления китайцев о том, что хотят построить специфический социализм. В этом вопросе они сходятся с Тито, который уже давно разглагольствует о „специфическом социализме ". Дело тут не только в термине, употребляемом китайцами, но и в содержании и во вложении титовского опыта в это содержание.

В шестом пункте Мао говорит об отношениях между национальностью хань и национальными меньшинствами, живущими в Китае. В теории можно говорить сколько угодно о равенстве между нациями, но в самом деле в Китае господствует национальность хань. В отношениях между национальностями народность хань сохраняла и сохраняет превосходство, она доминирует и распоряжается другими народностями, вопреки употребляемым затасканным и демагогическим формулам. Во время Сталина отношения между русскими национальностями и национальными меньшинствами были не такими, какими их изображает Мао. Ошибки имелись, но не такие, как Мао говорит. В Китае нет демократии и равенства между национальностями. Там, как и в прошлые времена, господствует военная диктатура. Фракция той национальности, которая имела на своей стороне армию, навязывала свою волю народным массам и партии. Это значит, что во главе партии там стоит армия, во главе государства также стоит армия.

В седьмом пункте, в котором трактуется вопрос об отношениях между партийными и беспартийными, Мао Цзэдун целиком и полностью придерживается ревизионистской и оппортунистической линии. Коммунистическую партию он не ставит во главе, в руководство; он дает понять, что она стоит в руководстве, но ратует и выступает за деление власти с буржуазными партиями. Это значит, что Мао выступает за многопартийную систему в руководстве пролетарским государством. Наличие разного рода партий он считает необходимым по многим причинам, в частности потому, что Коммунистическая партия Китая может стать объектом критических замечаний и потому, что через эти партии можно многое узнать о том, что устраивается и что происходит под полой и т.д. Существование таких партий он считает определяющим фактором, или, вернее, необходимым фактором строительства социализма в Китае.

При этом Мао идет вразрез с Лениным, который, конечно, не позволял, чтобы другие партии, кроме большевистской, руководили советским государством. Итак, принять многопартийную систему в руководстве, значит придерживаться антимарксистских идеологических взглядов. В этой главе Мао старается свести эти партии к горстке людей, к нескольким руководителям, которые „выступают с кое-какой критикой, или же одобряют решения Коммунистической партии Китая". Дело тут не в отдельных личностях — передовых демократах, которых, как Коммунистическая партия Советского Союза, так и наша партия и все другие партии допускали к фронту, держали их поближе и советовались с ними, когда это нужно было. Нет, Мао Цзэдун узаконивает существование буржуазных партий в руководстве пролетарским государством. Этим он пытается показать, будто „демократические партии — это плод истории", и что „все, что появляется в истории, исчезает также в истории". Марксистам-ленинцам ясно, что каждая партия представляет интересы определенных классов и слоев, поэтому какой смысл сохранять при социализме партии, представляющие интересы буржуазии? Это значит не вести классовой борьбы, не бороться за гегемонию пролетариата и его партии.

Эти так называемые демократические партии, вплоть до гоминьданской партии, по мнению Мао, отомрут так же, как отомрет и Коммунистическая партия. „Мы будем очень довольны отмиранием коммунистической партии и диктатуры пролетариата", — заявляет он.

Мао не забывает сказать, что ныне нам не обойтись без диктатуры пролетариата и без партии пролетариата. Он делает упор на это и отмечает необходимость укрепления партии; он даже ссылается на Ленина, но он это делает после того, как уже пустил яд, Ленин говорил, что нам не обойтись без партии пролетариата и без диктатуры, пролетариата; он объяснял также значение этой диктатуры. В 1920 году Ленин говорил;

„Кто хоть сколько-нибудь ослабляет железную дисциплину партии, пролетариата (особенно во время его диктатуры), тот фактически помогает буржуазии против пролетариата" 3.

Сталин также говорит:

„Стоит только поколебать партию, ослабить ее, чтобы мигом поколебалась и ослабла диктатура пролетариата" 4.

В восьмом пункте, где речь идет о соотношении между революцией и контрреволюцией, Мао Цзэдун говорит, что диктатура пролетариата нужна для подавления контрреволюции и контрреволюционеров, но, к сожалению, он балует контрреволюционеров. Он признает, что „первое время мы убили несколько контрреволюционеров, но больше не следует убивать, не следует сажать в тюрьму, не следует передавать их суду, а переубеждать их, посылать их в деревню, чтобы они воспитывались в труде" и т.д. и т.п. „Мы можем оставлять в силе закон о смертной казни, — заявляет Мао, — но мы не должны применять его на практике"! Что это такое? Это ведь не классовая борьба. Этим нельзя ликвидировать контрреволюцию, нельзя ликвидировать эксплуататорские классы.

Однако в связи с этим Ленин в частности рекомендовал:

„… вплоть до поголовного изгнания или интернирования эксплуататоров наиболее опасных и упорных, установление над ними строгого надзора для борьбы с неизбежными попытками сопротивления и реставрации капиталистического рабства, только подобные меры в состоянии обеспечить действительное подчинение всего класса эксплуататоров" 5 .

Из положений „декалога" Мао, по всей видимости, изъято многое, ибо несколько месяцев спустя после VIII съезда Коммунистической партии Китая буквально говорилось, что владельцы фабрик и заводов должны получать ренту и быть их замдиректорами. Подобная точка зрения пронизывает все эти положения Мао Цзэдуна. Он оставляет капиталистических реакционеров в управлении фабриками и заводами, бывшими их собственностью, дает им часть доходов этих фабрик и заводов, которые были национализированы, но частично считаются их собственностью, и забывает о том, что они строили и расширяли их за счет крови и пота рабочих. Разве это классовая борьба? Нет, это нисколько не является классовой борьбой. Эти бывшие владельцы, согласно Мао Цзэдуну, должны слиться с обществом, врасти в общество, воспитываться в обществе. (Т.е. они должны быть интегрированы в социализм. О врастании капитализма в социализм ныне много разглагольствуют буржуазные и ревизионистские „теоретики", а также титовцы, „еврокоммунисты" и т.д.) „Это, — утверждает Мао, — было бы очень хорошо, по многим причинам, одной из которых является то, что мы (китайцы), дадим, таким образом, хороший пример другим странам мира". ( „Хороший" пример того, как не бороться с врагами народа!)

Совершенно иначе думает Ленин. Он говорит:

„И борьбу с этой стихией нельзя вести только пропагандой и агитацией, только организацией соревнования, только отбором организаторов, — борьбу надо вести и принуждением" 6.

И опять, в связи с этим вопросом, Ленин подчеркивает:

„... Всякое допущение мысли о мирном подчинении капиталистов воле большинства эксплуатируемых, о мирном, реформистском переходе к социализму является не только крайним мещанским тупоумием, но и прямым обманом рабочих" 7.

Другая точка зрения Мао это то, что, по его мнению, если ликвидировать капиталистов, мы лишимся еще другого источника сведений, так что не будем знать, что происходит в их среде. Какие „гениальные" выводы, нацеленные на затухание классовой борьбы! Чжоу Энь-лай, обвиняя нас в том, будто мы не ведем классовой борьбы, попытался убедить и нас вести именно такую „классовую борьбу". Этим он хотел узнать, в какой мере мы вели классовую борьбу, стояли ли мы за линию Мао Цзэдуна на затухание классовой борьбы, или же мы придерживались ленинской и сталинской линии на упорное ведение этой борьбы.

Мао насаждал культ своей личности в Коммунистической партии Китая и не претворял в жизнь великого учения марксизма-ленинизма ни о классовой борьбе, ни о железной пролетарской дисциплине, ни о диктатуре пролетариата. Коммунистическая партия Китая росла и воспитывалась на либеральных, реформистских началах, в условиях существования двух или больше линий. Значит, основные положения марксизма-ленинизма являются мнимыми для Мао и для Коммунистической партии Китая.

Люди, наподобие Мао Цзэдуна, обвиняют Сталина в том, что он, мол, допускал ошибки в вопросе о классовой борьбе, а сами утверждают, что при социализме классовая борьба постепенно ослабляется. Более того, Мао Цзэдун открыто призывает прекратить классовую борьбу, не казнить преступников, не расстреливать опасных врагов, никого не сажать в тюрьму. А Сталин никогда этого не делал. Он на практике упорно, решительно и до конца продолжал борьбу с врагами народа. В целях оправдания контрреволюции и защиты ее, Мао Цзэдун приводит пять-шесть аргументов в „доказательство" того, что его путь является, мол, правильным, марксистско-ленинским.

Мао призывает покончить с насилием, со смертной казнью, с судами и прокуратурами, с тем чтобы не наказывать контрреволюционеров. Он проповедует только воспитание и пропаганду. А где же тут классовая борьба со стороны Мао? В чем состоит диктатура пролетариата в его взглядах и практике?

В девятом пункте Мао говорит об отношениях между правильным и неправильным. Во что он метит, говоря об этих отношениях? И здесь Мао норовит атаковать Сталина. Он говорит, что „Сталин расстреливал людей за малейшую ошибку". Это клевета. Сталин не расстреливал людей за ошибки, наоборот, он старался исправить заблудившихся и об этой истине свидетельствуют документы. Сталин давал указания сажать в тюрьму и заключать в концлагери злодеев или расстреливать контрреволюционеров, предателей, шпионов и других врагов народа за особо опасные преступления. Если бы он поступал не так, нельзя было бы построить социализм в Советском Союза, и Сталин не стоял бы на ленинском пути. Мао Цзэдун же выступает против такого курса. Он обобщает этот вопрос, и одинаково относится как к тем, кто совершал не очень опасные преступления, которых никоим образом не следует расстрелять, так и к контрреволюционерам. Разве мы когда-либо говорили, что надо расстреливать людей, не совершавших опасных преступлений? Наоборот, мы за то, чтобы таких людей исправить, да мы так и поступали.

В десятом и последнем пункте „декалога" идет речь об отношениях Китая с другими странами. Эти отношения, которые он разъясняет и возводит в тезисы, являются оппортунистическими, ревизионистскими отношениями. Они преследуют цель мешать проведению в Китае правильной, революционной линии на поддержку мирового пролетариата и мировой революции, на поддержку марксистско-ленинских коммунистических партий, мешать последним успешно бороться с буржуазией, с капитализмом и современным ревизионизмом. Фактически Мао — это такой же современный ревизионист, что и советские, титовские и другие ревизионисты.

Относительно внешней политики Китая, в пресловутых тезисах Мао Цзэдуна говорится: „Наша политика состоит в том, чтобы учиться на всем положительном, что имеется у всех других наций и стран, усвоить все положительное в политической, экономической, научной и технической областях, а также в области литературы и искусства". Это и есть вся его политика. Чтобы осуществилось все это, согласно Мао Цзэдуну, надо установить мирное сосуществование (ревизионистское) со всеми государствами мира. Для Мао нет никакого различия между этими государствами. Позже, игнорируя существующий в той или другой стране социально-экономический строй, Мао Цзэдун разделил мир натрое и выступает за стратегию „трех миров". Он не против никакого „мира". И в „первом мире", куда Мао включает американский империализм и советский социал-империализм, он не делает никакого отличия. Сегодня он выступает на стороне американского империализма, завтра же он может выступать против него; сегодня он выступает против советского социал-империализма, завтра же он может выступать на его стороне. Значит, он действует смотря по обстоятельствам, сообразно с ревизионистскими интересами китайского государства, а не на основе принципов марксизма-ленинизма, он не думает о том, что надо бороться с империалистическими державами И поддерживать национально-освободительную борьбу народов.

Подобной линией Мао Цзэдун не может поддерживать национально-освободительную борьбу народов. Он может пускаться в демагогию и заявлять, что „мы, китайцы, на стороне народов третьего мира", однако все это лишь пустозвонство. Раз он придерживается вышеупомянутой тактики, раз он на стороне американского империализма, отношения которым он не хочет испортить, так как ему нужно „учиться" у него, получать от него и кредиты, открытые или тайные, Мао Цзэдун не может быть с народами так называемого третьего мира, которые борются с американским империализмом, не может помогать им избавиться от ярма этого империализма. Демагогически он норовит выступить в защиту государств, находящихся под влиянием советского социал-империализма, но это он делает с целью перевести их либо под влияние Китая, либо под влияние Соединенных Штатов Америки.

Придерживаясь антимарксистской стратегии, Мао дал согласие на поездку Никсона в Китай, хотя это государство официально не было признано США; он согласился также снять для визита американского президента барьер — тайваньский вопрос, — который стальной стеной был воздвигнут для любой страны, желавшей установить дипломатические отношения с Китаем. С тех пор он отложил в долгий ящик тайваньский вопрос. Этим он говорит Соединенным Штатам Америки, что они могут остаться на Тайване, в Японии, на островах Окинавы, в Бирме и т.д.; именно на этой стратегии Мао и основывают Китай и его нынешние ревизионистские руководители свою внешнюю политику и свою оборону. Китайское руководство, наверняка, дало согласие на то, чтобы американцы оставались и в Южном Вьетнаме, чтобы была прекращена война, чтобы вьетнамцы подружились с американцами. По этому вопросу, должно быть, возникли противоречия между китайцами и вьетнамцами, которые одно время открыто заявляли, что „мы (вьетнамцы) никакому другому государству не позволяем вмешиваться в наши внутренние дела ...".

Мао Цзэдун обвиняет Сталина в левом авантюризме, обвиняет его в оказании большого давления на Китай и на Коммунистическую партию Китая. Сталин, видимо, не питал доверия к руководству Коммунистической партии Китая. Когда был освобожден Китай, Сталин выразил подозрение в том, что китайское государство могло стать на титовский путь. Бросая взгляд на все главные положения ревизионистской линии Мао Цзэдуна касательно всего того, что он выдвигает против Сталина, полным голосом можно сказать, что Сталин был поистине великим марксистом-ленинцем, он правильно предвидел, по какому пути пойдет Китай, давно раскусил взгляды Мао Цзэдуна и пришел к заключению, что они были титовскими ревизионистскими взглядами по многим воп-росам — как по вопросам международной политики, так и по вопросам внутренней политики, классовой борьбы, диктатуры пролетариата, мирного сосуществования между странами с различными общественными системами и т.д.

Публикуя этот „декалог", Хуа Го-фэн и его компания хотят легализовать свою ревизионистскую линию, легализовать свою контрреволюционную деятельность, легализовать прекращение Культурной революции, ибо они думают, что так им легче будет удить, хотя, как я и раньше писал, Культурная революция в Китае велась не на революционных, а на оппортунистических началах. Она являлась борьбой одной оппортунистической группы во главе с Мао Цзэдуном против другой оппортунистической группы во главе с узурпировавшими власть Лю Шао-ци, Чжоу Энь-лаем, Дэн Сяо-пином, Пэн Чжэ- нем и др. Мао Цзэдун был поставлен под угрозу со стороны группы его противников и его особу выбросили бы на свалку истории подобно тому, как Мао выбросил Лю Шао-ци. Мао сумел воспользоваться своим культом личности, превознесенным до небес, хотя в культе личности он обвиняет других, обзывая их хвастунами. Хвастунами, согласно Мао, являются Сталин и его товарищи. Значит, Мао Цзэдун воспользовался разнузданным культом личности, который всю жизнь раздували вокруг его особы, поднял на ноги армию, оперся на нее и на учащуюся молодежь и развернул так называемую Культурную революцию. Однако он воспрепятствовал доведению до конца и этой революции, потому что она ставила под угрозу все оппортунистические кадры, входившие в группу Лю Шао-ци и Чжоу Энь-лая, она ставила под угрозу и самого Мао Цзэдуна. Поэтому некоторое время спустя он повернул руль в другую сторону, выступил в поддержку правых и облек властью Чжоу Энь-лая, который разработал и привел в исполнение его планы.

В это время новые элементы, выдвинутые Культурной революцией, особенно участники „четверки", которых ныне Хуа Го-фэн называет „предателями", видели, к какой страшной пропасти шел Китай, и своими способами и методами, которые, видимо, были не очень продуманными и зрелыми, а может быть и не совсем правильными, но во всяком случае более или менее революционными, постарались ограничить эту враждебную деятельность, которая вела Китай к социал-империализму. Со смертью Мао правым удалось захватить власть. Они зараз, одним махом, как говорится, нанесли удар левым элементам и подавили революцию. Значит, контрреволюционеры, которые при поддержке Мао Цзэдуна и его последователей проникли в органы власти и в партию, подавили революцию в Китае.

Примечания

1.  В. И. Ленин, Соч., т. 18, стр. 653, алб. изд.

2.  По-французски: развязность.

3. В. И. Ленин, Соч., т. 31, стр.-33, алб. изд.

4. И. В. Сталин, Соч., т. 7, стр. 347, алб. изд.

5.  В. И. Ленин, Соч., т. 31, стр:: 201/ алб. изд.-

6. В. И. Ленин, Соч., т. 27, стр. 295, алб. изд.

7. В. И. Ленин, Соч., т. 31, стр. 201, алб. изд.

Энвер Ходжа. Размышления о Китае. II. 1973-1977. Отрывки из политического дневника. Тирана, 1979. С. 377-399.