Подлинный ариец знакомится с «третьей империей».
Подлинный ариец знакомится с «третьей империей»
Как мы уже сообщали в другом месте, в последнюю неделю апреля был арестован в южной Германии племянник индийского поэта Рабиндраната Тагора по подозрению в подготовке покушения на Гитлера. Изображение тюрьмы «третьей империи», которую он дает, может претендовать на беспристрастность в большей мере, чем данное кем-либо другим. Тагора вынуждены были выпустить на свободу, после того как он натерпелся в течение нескольких дней всяких унижений и глумлений. Он рассказывает:
«Помещение, в которое меня привели, находилось под землей и было лишено света и воздуха. Здесь находилось уже в заключении 22 арестованных, исключительно члены левых партий, большей частью коммунисты. Многие из них содержались здесь уже более месяца, но еще ни разу не были допрошены. Время от времени вызывали по одному человеку и выводили из камеры. Слышны были потрясающие вопли, затем нашего товарища вталкивали к нам обратно. Со стоном показывал он следы тех жестокостей, жертвой
[ 206 ]
которых он сделался. Один коммунистический член рейхстага показал мне следы избиений и сказал при этом: «Смотрите, вот это называют национальной немецкой культурой».
В день моего ареста вызвали молодого человека по фамилии Рам, он вернулся с израненными и окровавленными ляжками. Штурмовики били его стальными прутьями за то, что он отказывался давать ложные показания против своих товарищей. Мы с большим трудом улеглись на вонючую солому, служившую нам подстилкой, но он не был в состоянии сделать этого, так как у него была изранена вся спина. Во вторник утром в нашу камеру втолкнули человека, который еле держался на ногах. Совершенно распухшая рука была забинтована, лицо было окровавлено. Фамилия его Фулер, он профсоюзный работник. Штурмовики ворвались в дом профсоюзов и, когда Фулер не удовлетворил их требования о выдаче оружия, воткнули ему палку в бок, разодрали щеку почти до самого глаза, повалили наземь и избивали его ногами.
Ночью невозможно было сомкнуть глаз. Тюрьма оглашалась криками арестованных, песнями и хохотом наших мучителей. В соседней камере арестованный непрестанно кричал и призывал свою мать. Штурмовики врывались нередко в камеры, чтобы удовлетворить свои зверские инстинкты.
Продовольствие нам отпускали в достаточном количестве, но плохое. Узник на неопределенное время в темнице чужой страны, в руках незнакомых страшных врагов, я лежал в этом аду, отрезанный от мира, не зная, в чем меня обвиняют».
[ 207 ]