Погромный фильм вместо обеда.

Погромный фильм вместо обеда

В понедельник 3 апреля в половине седьмого я был арестован двумя штурмовиками из защитного отряда. Хотя при допросе выяснилось, что для ареста не было никакого основания, я тем не менее был вместе с двумя другими арестованными приведен в подвал-ледник. Это было подземное помещение длиною около 3 метров и шириною около 2 метров. В эту дыру не проникали ни свет, ни воздух. Мы узнавали друг друга только тогда, когда стояли рядом и могли касаться друг друга. Очень скоро мы стали испытывать удушье и пытались притти в себя, принимая лежачее положение. Лечь можно было только на старую походную кровать без матраца и одеяла. Здесь валялось несколько мешков из-под картофеля, которые мы использовали в качестве одеял. Питьевой воды не было, воды для мытья нам не давали. Еда была для нас мукой. Пища всегда была холодной.

Один из арестованных евреев получил при допросе приказание приветствовать каждого штурмовика, входившего в подвал, словами;

«Я хочу в Палестину».

Мне было очень жаль его, так как я по его голосу чувствовал, как тяжело было для него это унижение.

В четверг в полчаса двенадцатого мы были выпущены наконец из погреба и доставлены в школьное помещение. В пятницу казалось,

[ 202 ]

[ Иллюстрация ]

[ 203-204 ]

что нас освободят, но над нами только потешались. Жившее по соседству фашистское население было видимо мобилизовано штурмовиками. Когда нас погружали в автомобили, перед школой стояла большая толпа, которая встретила нас оскорбительными возгласами. Эти люди должны были видеть, что всем нам было не по себе, но их развлекало наше горе. К нашему изумлению нас отвезли в кино. Фильм, который нам показали, назывался: «Истекающая кровью Германия». Это была сплошная травля Франции. Одна сцена изображала расстрел Шлягетера. Один из присутствовавших национал-социалистов произнес речь. Он вообразил, что может нас переубедить. Но для нас убедительней всего оказалось то, что мы в этот день не получили обеда.

В пятницу ночью в 12 часов я был внезапно взят двумя штурмовиками и отведен в караульное помещение. И здесь я не дал ответов, которые их удовлетворили бы. Полицейский комиссар приказал увести меня. Через час двое из защитного отряда взяли меня, но не в прежнее арестное помещение, а повезли в лес. Вдруг автомобиль остановился. Меня выбросили из него на землю и спросили: «Где оружие?» Я сказал: «Ничего не знаю». Тогда меня начали избивать. Мое лицо прижали к земле. Я вдыхал запах сырой земли, песок набивался мне в зубы, а на спину сыпались удары резиновых дубинок. Самой ужасной была мысль о том, что меня каждую минуту могли прикончить.

Немного спустя они перестали бить меня и снова спросили: «Где оружие?» Я хотел уже кинуться на них, потому что вдруг мне все стало безразличным, но они повернулись, и я заметил, что они устали от избиения. Вдруг рука, прижимавшая мою голову к земле, разжалась, страшный удар обрушился мне на голову, я потерял сознание.

Когда я очнулся, их уже не было. Я поплелся домой. Просил вызвать врача, но он был настолько труслив, что побоялся написать удостоверение.

Это совершеннейший обман, когда они обещают в качестве контрмеры при помощи специальных команд защищать от необоснованных нападений штурмовиков; они только пускают пыль в глаза. Меня охватил ужас, когда я говорил с другим освобожденным, рассказывавшим мне, что он должен был дать подписку в том, что его не избивали. Едва только он дал расписку, как его стали снова бить и при этом издевательски приговаривать: «У нас есть теперь твоя подписка в том, что тебе ничего плохого не сделали».

[ 205 ]