Джованни Джентиле. Фашистская религия
Восприятие фашизма в качестве новой политической религии теми, кто сам не являлся фашистом, датируется самым началом его прихода к власти. Свидетельство этому предоставляет ряд демократов-антифашистов, как светских, так и католических, которые довольно рано почувствовали в фашизме внутреннюю и необходимую связь между тоталитарным стремлением захватить монопольную политическую власть и пониманием своей идеологии в категориях фундаменталистской и догматической религии, нетерпимой к другим политическим концепциям и пытающейся навязать всем итальянцам веру в свои мифы и отправление своего культа.
Джованни Амендола, либерал, антифашист и жертва фашистских боевиков, был, вероятно, первым, кто уже в 1923 году осознал необходимую связь между тоталитаризмом и политической религией:
Партия может домогаться преобладающей позиции в общественной жизни, но не должна переступать границ индивидуального сознания, в котором каждый волен искать себе прибежища. И лишь фашизм стремился не столько
[129]
править Италией, сколько монополизировать контроль над сознанием итальянцев. Ему недостаточно обладать властью: он домогается обладания индивидуальным со знанием всех граждан, стремится к «обращению» итальянцев... у фашизма претензии религии... Однако фашизм обладает крайними амбициями и бесчеловечной непримиримостью религиозного крестового похода. Он не обещает счастья тем, кто не обращается, и не дает избавления тем, кто не согласен креститься.
Для определения сущности фашизма Амендола применял термин «тоталитарный» - возможно, он и является его автором:
Наиболее четко выраженной характеристикой фашистского движения для тех, кто впоследствии будет его изучать, станет его «тоталитарный» дух; он не согласен, чтобы в будущем люди встречали рассветы без римского приветствия, равно как в настоящем он не согласен, чтобы получали поддержку души, не склоняющие головы в исповедании его «кредо». 57
В этот же период Новелла Папавафа, католик либерал, отмечал, что фашистская партия строит деспотическое государство, тогда как Муссолини провозглашает себя «единственным толкователем и хранителем новой религии отчизны»:
Таким образом, мы имеем дело с новой догматической религией, имеющей свои таинства и своего непогрешимого главу. Тот, кто не любит отчизну согласно догматам
[130]
Бенито Муссолини и установленным им обрядам, является еретиком, подлежащим очищающему огню мушкетов национальной милиции. Не входя в суть вопроса о ценности и значении религии, нужно отметить, что догматически устроенные религии черпают свою легитимность из того, что они считают себя хранителями откровения абсолютной и трансцендентной божественной истины. Но на каком откровении основывает свой догмат об отчизне Бенито Муссолини? Помазанником какого божества он является? 58
Эти замечания представляются еще более важными и значимыми, если принять к сведению, что они высказываются сразу после прихода к власти фашизма, когда большинство антифашистов еще не обращали внимания на стремления и проявления фашизма в качестве политической религии и даже насмехались над ними, приводя их в качестве доказательства его идеологической несостоятельности и шаткости как политического движения, которое, как они полагали, вскоре должно себя исчерпать.
Проявляемые фашизмом свойства религии политического, особенно в ее символическом и обрядовом аспекте, вскоре привлекли к себе внимание иностранных наблюдателей, пребывавших в Италии после прихода Муссолини к власти. Уже на следующий день после «марша на Рим» поверенный в делах французского посольства в Риме сообщал своему правительству, что рычагом, на который фашизм надавил во время
[131]
мятежа, явилось «Экзальтированное религиозное чувство Отчизны». 59
В 1924 г. французский журналист сравнивал мистицизм и революционный дух фашизма с якобинством, сопоставляя символы и обряды обеих революций с выделением общих элементов «гражданской религии»:
У Французской революции был алтарь отчизны, трехцветная кокарда, скрижали конституции, колонна прав человека, дерево свободы, фасции единства, траурные об ряды и приуроченные к годовщинам праздники в виде шествий, церемоний, символических игр и образовательных развлечений. У фашизма есть алтарь отчизны, ликторские фасции, скрижали закона (с постановлениями великого совета), деревья памяти, батальоны фашистских школьников, женские группы, грубая и угрожающая фразеология, гражданские шествия, топорные мундиры, изображение черепа на черной рубашке и «Священная милиция» вместо священной горы. 60
О «фашистской религии» говорил также Герберт В. Шнейдер, американский ученый, пребывавший в Италии между 1926 и 1927 годами 61. Шнейдер усматривал в фашизме «зачатки новой религии. Получат ли они развитие или нет, будет видно, но не подлежит сомнению, что этот новый культ пользуется влиянием в сердцах и в воображении итальянцев». Среди основных элементов этой религии Шнейдер указывал культ мучеников, «обожествление Дуче», распространение об-
[132]
рядов, символов и катехизисов. Признавая искусственный характер пропаганды в фашистской литургии, ученый отмечал «Значительный и неоспоримый элемент религиозного убеждения и ревностного служения у большинства фашистов, выходивший за пределы политической борьбы и тактики партии». 62 Следовательно, фашизм представлял собой «подлинную религию, применявшую технические приемы религиозного культа». 63 В связи с этим Шнейдер предвидел напряженность и конфликты между фашистской религией и католической церковью, несмотря на видимое совпадение интересов Ватикана и фашистского режима в отношении конкордата.
Того же мнения придерживался немецкий юрист Герман Геллер. Он включал фашизм в течение сакрализации политики, которое исходило от Гегеля, через национализм, к новому культу насилия и мощи, подпитываемому деятельностной концепцией жизни и опытом Великой войны. Фашизм, как писал Геллер в 1931 г., обожествляя нацию, практиковал фактически «Языческое многобожие» как необходимое следствие фашистского национализма, как и любого другого национализма, и в своей тоталитарной амбиции он должен был занять антихристианскую позицию: «Государство может быть только тоталитарным, если оно хочет объединить в себе государство и церковь; это возвращение к прошлому возможно только при радикальном отказе от христианства». 64 Тот факт, что именно такова была подлинная суть фашизма,
[133]
его политическая логика, проявился, согласно французскому католику-юристу Марселю Прело, в природе фашистского государства, которое все больше принимало характер и функции церкви. В 1936 г. Прело писал: 65
Тоталитарное государство распространяет свое поле действия далеко за пределы сферы влияния классического государства, и оно заявляет претензии не только на обеспечение политического единства, но и на построение этической и духовной общины, к которой граждане принадлежат всецело и по необходимости, причем само государство является церковью.
У церкви фашистское государство заимствует мистическую и подлинно религиозную связь. Оно превозносит принципы самоотверженности и жертвенности. Оно исповедует героическую философию жизни, антигедонистскую этику, антиинтеллектуалистское и антиматериалистическое мировоззрение; оно трудится ради пришествия нового, по сути, духовного порядка.
Кроме того, подобно церкви, фашистское государство берет на себя назидательную, воспитательную, апостольскую и благотворительную миссию. Оно посвящает себя неустанному апостольству среди равнодушных и невежественных. Как и католичество с его орденами и конгрегациями, фашистское государство приумножает труды, направленные на то, чтобы помочь своим членам или снискать себе тех, кто еще колеблется уверовать в благотворный характер режима.
Главная роль партии - осуществить этот церковный характер государства, выполняя двойную функцию дина-
[134]
мическоrо элемента и миссионерской деятельности государства.
Фашизму приписывается роль первого прототипа политических религий ХХ века 66. В самом деле, фашизм был первым тоталитарным движением ХХ века, которое:
а) открыто провозгласило себя политической религией, утверждая первенство веры в индивидуальный и массовый активизм, недвусмысленно взывая к иррациональному в качестве энергии политической мобилизации, в противоположность рационалистическим идеологиям;
б) вознесло на вершину власти мифологическое мышление, официально заявляя, что оно является единственным типом коллективной политической культуры, адекватной массам, которые по своей природе неспособны к самоуправлению;
в) придало сакральный характер фигуре харизматического вождя как истолкователя национального сознания и основную скрепу тоталитарного государства;
r) предписало кодекс этических заповедей, обязательный для гражданина, и учредило коллективную политическую литургию для прославления обожествленного государства и культа вождя.
Те, кто не руководствовался мифами и обрядами фашистской религии и не подчинялся ее заповедям, были под запретом в национальном сообществе.
[135]
Цитируется по изд.: Джентиле Э. Политические религии. Между демократией и тоталитаризмом. СПб., 2021, с. 129-135.
Примечания
57. G. Amendola, La democrazia italiana contra il fa scismo (1922-1924), Milano; Napoli, 1960, р. 193-194.
58. N. Papafava, "11 fascismo е la costituzione", in: La Rivoluzione Liberale, 28 agosto 1923.
59. Archives Ministere des Affaires Etrangeres, Paris, Europe 1918-1940, ltalie, vol. 62, 2 novembre 1922.
60. R. De Nolva, "Le mysticisme et l'esprit revolutionnaire du fascism", in: Mercure de France, 10 novembre 1924.
61. Н. W. Schneider, Making the Fascist State, New York, 1928, р. 216-230.
62. Н. W. Schneider, S. В. Clough, Making Fascists, Chicago, 1929, р. 73-77.
63. Ibid, р. 189.
64. Н. Heller, L'Europa е il fascismo (1931), а cura di С. Amirante, Milano, 1987, р. 99.
65. М. Prelot, L'empire fasciste, Paris, 1936, р. 226-228.
66. Ср.: Е. Gentile, Il culto del littorio. La sacralizzazione delta politica nell'Italia fa scista, Roma; Bari, 2018; R. Suzzi Valli, "Riti del ventennale", in: Storia contemporanea, n. 6, 1993, р. 1019-1055; С. Galeotti, Mussolini ha sempre ragione. 1 decaloghi del fascismo, Milano, 2000.